— У нас так много работы. Наводнение нанесло деревне большой ущерб, но думаю, тебе, Пега, об этом рассказывать не нужно. Мы должны оказать всевозможную помощь.
Она коротко кивнула Пеге, потом мне, и направилась к двери, чуть медленнее и тяжелее, чем вошла. Натянув на голову капюшон, Настоятельница Марта обернулась.
— В час испытаний, Османна, все бегинки должны сплотиться и поддерживать друг друга. Сила нашей общины возрастает, когда мы все вместе причащаемся. Нужно отложить свои личные духовные искания и стремиться к единению. На воскресной мессе мы станем благодарить Бога за спасение Целительницы Марты и молиться о её выздоровлении. Я знаю, как сильно ты хочешь, чтобы она поправилась, Османна, и надеюсь, в воскресенье ты докажешь это, присоединившись к нам на мессе.
Настоятельница Марта проскользнула под водопадом, льющимся с крыши сарая, и исчезла под дождём.
Я чувствовала, что, несмотря на холод, щёки у меня горят. Я отвернулась, и чтобы спрятать лицо, принялась счищать обрывки плоти с оставшейся шкуры.
— Эта женщина никогда не ограничится одним словом, если можно наказать десятью, — пробормотала Пега. — Почему бы просто не сказать — она хочет, чтобы ты причастилась?
Я чувствовала, что она разглядывает меня, прямо как Настоятельница Марта.
— Некоторые, как и ты, отказываются принимать Святые Дары. Но вряд ли для тебя, Османна, причина в том, что мессу служит женщина. Вот Беатрис — да, она другая, между ней и Настоятельницей всегда были трения. А ты, я уверена, в душе надеешься, что когда-нибудь станешь служить мессу сама.
— Ты так думаешь? — вспыхнула я. — Думаешь, я отказываюсь от Даров потому, что церковь запрещает?
— Разве не так?
Я изумлённо смотрела на неё.
— Ты же знаешь, что нет. Никто из нас так не думает.
— Откуда мне знать, почему ты отказываешься, — пожала плечами Пега. — Ты говорила про это с другими, а мне никогда не объясняла.
— Я думала, тебе не интересно то, что я могу сказать. Не забывай, я дочь д'Акастера. Ты наверняка ненавидишь всю нашу семью.
— Ты точно из д'Акастеров. — Она подняла руки с перепончатыми пальцами. — Думаешь, если я такая, значит, я тупая и грубая свинья, не умеющая ни читать, ни думать?
— Ты не тупая, Пега, вовсе нет. Ты так умна, что любого можешь поймать на слове. Хочешь знать, почему я тебе не сказала? Потому, что для меня это слишком важно, я не хотела, чтобы ты посмеялась над этим, как над всем остальным.
Пега вздрогнула. Впервые за всё время я увидела в её глазах боль. Она бросила край шкуры и провела рукой по лицу, вытирая со лба блестящие капли крови и грязи.