Отец Ульфрид протиснулся ко мне через толпу. Руки закрывали длинные рукава, как будто он служил мессу. Он довольно щурился, тело вздрагивало, похоже, священник был охвачен восторгом, как мальчик после битвы.
— Убирайся в своё змеиное гнездо, женщина. Здесь тебе нечего делать. Ни одна душа из этой деревни не придёт больше к вашему порогу. Болезнь закончилась.
Он говорил громко, чтобы услышали в толпе, и толпа одобрительно загудела в ответ, но это было странное, не слишком радостное ликование.
Я попыталась собрать всю свою волю.
— Благодарение Богу, если это так. Но почему ты так уверен?
— О, я знаю наверняка. Мы нашли виновного. Мы узнали, кто принёс нам зло, и можешь быть уверена, госпожа, злодей больше нас не потревожит. Передай предупреждение дому женщин: мы расправились с одной из вас, а если и дальше в этой деревне будет твориться зло, то увидите, и остальных постигнет та же судьба. Так и передай вашей главной.
— Расправились? — внутри у меня всё сжалось от ледяного ужаса. — Как расправились?
Отец Ульфрид обернулся, махнул рукой, и море людей расступилось. У кромки пруда, широко расставив ноги, стоял человек в коричневом плаще со скрещенными на груди руками. Тело человеческое, но голова как у совы. Острый и кривой бронзовый клюв блестел, как мокрая коса, рыже-коричневые перья — гладкие и лоснящиеся. Глаза так глубоко погружены в перья, что я не могла разобрать, человеческие они или птичьи. Он медленно и торжественно указал на что-то у себя под ногами, но я не могла оторвать взгляд от его лица.
Кто-то сзади толкнул меня, я пошатнулась и перевела взгляд на указующий палец.
Она лежала лицом вниз у ног Мастера Совы, вполне человеческих. Голая. Рыжие волосы влажными прядями рассыпались по плечам. Запястья и лодыжки связаны так туго, что кожа перерезана и покрыта синяками.
Они били её кнутом, хлестали худенькую спину. Вода смыла кровь, но на голубовато-белой коже маковыми лепестками зияли раны. Хлыст охватывал тело, врезался в живот, разрывал нежную плоть маленькой груди.
Я упала на колени, не обращая внимания на вонючую грязь, и перевернула её лицом к себе. Мой разум как будто цеплялся за какую-то надежду — вдруг это не она. Я нежно убрала с её глаз мокрые, похожие на водоросли волосы. Лицо и руки покрывали ужасные синяки, лиловые, как летняя грозовая туча. Губы распухли. Смерть Гудрун не была лёгкой.
Мой страх перешёл в ярость. Мне хотелось разорвать в клочья лицо стоящего передо мной человека.
— Зачем вы это сделали? Она была всего лишь ребёнком! Вы устроили испытание водой