Декан медлил, выжидая, когда она как следует проникнется его словами и когда затихнут вздохи в толпе. Роберт д'Акастер взглянул на Филиппа и кивнул. Казалось, эти двое заранее знали приговор и одобряли его. Потом декан снова заговорил, и толпа затаила дыхание.
— Агата, у тебя есть только одна возможность спастись от огня — полное и публичное признание в ереси, уход из бегинажа и вступление в брак. Твоё отлучение будет отменено, ты открыто примешь святые Дары. Тогда ты сможешь прожить отпущенный тебе срок земной жизни как покорная жена и преданная дочь церкви.
Османна подняла голову. На юном лице отражались облегчение и жалкая благодарность — казалось, она обняла бы декана, если бы не связанные руки.
— Твой отец, Агата, проявил такую же щедрость и великодушие, как и отец блудного сына. Он предложил богатый дар церкви как епитимью за твои грехи и уже нашёл для тебя подходящего мужа, вдовца, который благородно и милостиво согласился тебя принять.
С лица Османны постепенно уходило испуганное выражение. Она увидела, что спасена — как утопающий, которому с берега бросили верёвку. Если бы тогда ограничились её ответом — всё обошлось бы. Она согласилась бы на всё, чего они требовали. Я видела, она согласна выйти за самого гнусного типа во всём христианском мире, если это спасёт её от огня. Но в этот момент с помоста неуклюже спустился пьяный д'Акастер. Он качнулся в сторону Османны и тяжело ухватился за её плечо, чтобы удержаться на ногах. Девушка прогнулась под его весом.
— Ничего не бойся, детка. Твой суженый, конечно, знавал и лучшие времена. Годы затуманили его зрение, так что можешь радоваться — он не разглядит твоё уродство. А если у него ещё остался аппетит к грязным желаниям — он сумеет оседлать свою потаскушку-новобрачную и в темноте.
Толпа завизжала от смеха, Османна покраснела и опустила голову. Она оцепенела, потрясённая и испуганная словами отца, и казалось, если он тотчас же поведёт её к мужу — она пойдёт смиренно, как монахиня.
Но д'Акастер, ободрённый смехом толпы, рванул Османну, развернув спиной к себе. Оказавшись позади, ухватился руками за её талию, прижал к шее жирный рот. Ухватив в горсть волосы дочери, он принялся дёргать вверх-вниз, как мальчик, скачущий на игрушечной лошадке.
Османна на минуту замерла с расширенными от ужаса глазами. Потом её лицо превратилось в застывшую маску ненависти. Никогда прежде я не видела подобного выражения — ни на лице девушки, ни даже у мужчины, готового вонзить кинжал.
Те из деревенских, что сидели ближе, внезапно прекратили смеяться, как будто тоже поняли — что-то изменилось. Несмотря на связанные запястья, Османне удалось вывернуться. Она ударила отца локтем в живот с такой яростной силой, что д'Акастер ослабил хватку и попятился, задыхаясь и хватаясь за бок. Османна обернулась к декану.