Она кивнула в сторону украшенного куста шиповника.
— Да теперь к моему порогу чаще приходят, чтобы получить детей, а не избавиться от них. И как говорят, ни у коров нет приплода, ни у овец и свиней. Земля больна. Люди забыли старую жизнь. Хотят взять от земли слишком много, а потом удивляются, почему она оборачивается против них. Но они знают, старая Гвенит может помочь им произвести потомство. Что ты мне принесла? Дар за дар.
— Мне ничего не нужно, — сказала я, наконец обретя голос. Я забрела сюда случайно, собирала травы.
Гвенит — я уже слышала это имя, но не знала...
— Ничего не приходит случайно. Раз ты не искала меня, значит понадобилась ей. Она способна позвать разными путями. Должно быть, она увидела что-то в тебе, — старуха тяжело посмотрела на меня. — Ага, я тоже это вижу. — Она указала на хижину. — Идём к ней.
Мне этого совсем не хотелось, но под пристальным взглядом старухи я подошла к двери и нырнула внутрь. Рваный серый свет проникал сквозь дыры в соломенной крыше. Утоптанный сырой земляной пол вонял мочой. С потолочных балок свисали пучки сухих трав, но их отвратительный запах не делал воздух приятнее. Лежанку из прошлогодних листьев папоротника возле угасающего очага покрывала куча тряпья. Я догадалась, что это старухина постель, жёсткая и холодная для старых костей. На закопчённых камнях у очага стояли железный чайник и несколько глиняных горшков. В доме не было ни сундука, ни даже скамейки, чтобы присесть.
Той, к кому привела меня сюда старая Гвенит, не было видно. Старуха, должно быть, заговаривается, совсем не удивительно, когда живёшь одна в таком месте. Может, вообразила, что в доме её ждёт давно умершая мать. Старики часто впадают в детство, им кажется, будто их близкие рядом и всё ещё живы. Словно призраки приходят за ними, чтобы увести за собой. Я повернулась к двери.
Уже на пороге меня остановил чуть слышный шорох. Я резко обернулась, сердце застучало, я отчаянно пыталась понять, что это, и боялась пошевелиться. Когда глаза привыкли к тусклому свету, я увидела, что угол хижины отгорожен куском ткани, как занавеской. Звук исходил оттуда. Я осторожно приподняла ткани кончиком ножа и ахнув отскочила назад.
В углу, поджав ноги, сидела девочка в тонкой рваной рубашке, спутанные рыжие волосы рассыпались по плечам. На бледном лице горели кошачьи зелёные глаза. Это была Гудрун. Она сидела совершенно неподвижно, но при этом всё её тело извивалось и корчилось. Я разглядела, что именно движется, и содрогнулсь от ужаса. Тело покрывали гадюки. Они сплетались вокруг неё, скользили в волосах, оборачивались вокруг шеи. Чёрно-жёлтые браслеты обвивали запястья. Девочка поднесла их к лицу, её розовый язычок замелькал, высовываясь изо рта и снова прячась, а змеи касались его своими языками. Внезапно она посмотрела прямо на меня. Губы раздвинулись, как в улыбке, но изо рта не исходило ни звука.