— Всегда к услугам вашего превосходительства.
— Таверна «Эль Моро»!.. Тю-тю-тю! Слышал я об ее знаменитом погребе, — с иронией произнес маркиз. — Именно там исчез один из моих секретарей. Больше от него нет никаких известий.
Эти слова вызвали у дона Баррехо взрыв возмущения:
— Сеньор мой, я известен как честный трактирщик и никогда не убивал людей, приходивших ко мне выпить.
— Прошу вас называть меня «ваше превосходительство».
— А вы в таком случае обращайтесь ко мне «дон», потому что если в ваших венах течет голубая кровь, то и в моих ее цвет не меняется.
— Красная?
— Голубая, с долей дворянской крови Рибераков, бывших одно время сеньорами де Люсак.
— И вы стали трактирщиком?
— Точно, стал.
— Чтобы связаться с канальями, которые блуждают вдоль побережий Тихого и Атлантического океанов. Знатное дворянство!
— Tonnerre!.. — взревел дон Баррехо. — Я — гасконец, а гасконцы никогда не были богачами.
Старый сержант, присутствовавший при допросе, утвердительно качнул головой.
— Не злитесь, — сказал маркиз со своим обычным ироническим спокойствием. — В ваших венах и вправду течет французская кровь, но и в моих тоже, потому что Монтелимар — известное имя в анналах великой нации.
— И вы пошли на службу к испанцам, извечным врагам французов? Ваше превосходительство, я уважал вас, но теперь — нет. От родины не отрекаются.
Маркиз побледнел и в приступе гнева потряс кулаком. Но буря была недолгой: всего на несколько секунд. Почти сразу же к маркизу вернулось самообладание и спокойствие; с презрением глядя на гасконца, он сказал:
— Какое вам дело до того, кем я был: французом, голландцем или англичанином? Теперь я — испанец и служу моей новой родине, дорогой мой дон…
— Баррехо де Люсак, — с готовностью подсказал гасконец.
— Принесите этому господину седло, — приказал маркиз, взглянув на солнце, проглянувшее сквозь просвет в листве. — Осталось еще часа два светлого времени, и кто знает, не отыщут ли солдаты из моего арьергарда двух дружков этого господина, потому как вас ведь было трое, сеньор дон… де Люсак.
— Где?
— Вы поднимались в гору, и мы вас видели.
— Да, когда-то у испанцев были зоркие глаза, поэтому они и открыли Америку, но теперь они ничего не видят. Видно, экваториальное солнце вредно для зрения.
— Вы обнаруживаете присутствие юмора, как мне кажется, сеньор гасконец.
— Зовите меня соотечественником, это будет легче.
— Нет, — крайне резко ответил маркиз, — Монтелимары уже несколько столетий назад вышли из повиновения французской короне.
Солдат принес барабан и знаком указал на него дону Баррехо. Гасконец, которого не покидало хорошее настроение, проверил костяшками пальцев крепость ослиной кожи, потом спокойно уселся, расставив худые ноги и глядя прямо в глаза маркизу.