Охотнику все стало ясно.
Засохшая кровь. Такие же следы он нашел в Париже, в доме Жана Дюэ.
Лже-Дима и есть трансформист.
Но не следовало показывать, как сильно он возбужден, поэтому охотник спросил как бы между прочим:
– Вы не знаете, откуда взялись эти пятна?
– По правде говоря, нет…
– Не возражаете, если я возьму образец?
– Пожалуйста.
– И я хотел бы забрать плюшевого зайчика тоже, он может быть связан с прошлым лже-Димы.
Норенко заколебался: он пытался понять, на самом ли деле коллегу заинтересовала история, – возможно, ему предоставлялся последний шанс выдвинуться, изменить свою жизнь.
– Полагаю, этот случай до сих пор имеет научную ценность, стоит углубленно изучить его, – добавил охотник, чтобы окончательно его убедить.
При этих словах в глазах психолога блеснула наивная надежда, но также и немая мольба о помощи.
– Тогда как вам кажется, может, нам написать еще одну статью, в соавторстве?
В данный момент Норенко гнал от себя всякую мысль о том, что, возможно, ему придется провести остаток дней в своем институте.
Охотник повернулся к нему с улыбкой:
– Разумеется, доктор Норенко. Я вернусь в Англию сегодня же вечером и свяжусь с вами в ближайшее время.
В действительности на уме у него был совсем другой маршрут. Он поедет туда, где все началось. В Припять, по следам Димы.
Мертвый воскликнул: «Нет!»
Возглас этот завис между сном и явью. Он пришел из прошлого, но ему удалось проникнуть в настоящее за секунду до того, как портал, соединяющий два мира, закрылся и снова настало пробуждение.
Маркус что-то отрицал с твердостью, но и в страхе, перед бесстрастным дулом пистолета. Уже зная, что это ни к чему не приведет. Как знает любой под угрозой выстрела. Слово – последняя, бесполезная преграда перед неизбежным. Мольба того, кто знает, что спасения нет.
Маркус не сразу потянулся за фломастером, которым записывал обрывки сна на стене подле койки. Он лежал и раздумывал, судорожно дыша, с сердцем, тяжело бьющимся о грудную клетку; на этот раз можно обойтись без записи: то, что он видел, забыть нельзя.
Перед глазами стояла фигура человека без лица, который стрелял в него и в Девока. В прежних версиях сна то была туманная тень, исчезавшая всякий раз, когда Маркус пытался сконцентрировать внимание. Но теперь он располагал важной приметой убийцы. Он видел руку, сжимавшую пистолет.
Левша.
Не так-то много, но для Маркуса забрезжила надежда. Может быть, когда-нибудь он оторвет взгляд от этой вытянутой руки и посмотрит в глаза человеку, который приговорил его к вечным блужданиям в самом себе, к неустанным поискам. Ведь все, что оставалось ему, – это сознание того, что он жив. Больше ничего.