Довольны теперь?
Эмилия выслушала монолог, ни разу не перебив художника. И когда он замолчал, наступила пауза.
— Вы еще на линии? — спросил озадаченный Леборн.
— Я все внимательно слушала, — сказала Эмилия. — И микрофон был включен, вы абсолютно правы. Но эту запись я использовать не стану — мне это не нужно. У меня к вам один вопрос: когда вам удобнее встретиться — сегодня или завтра?
— Сегодня! — сказал Брет почти без паузы и сам удивился тому, что говорит. — В пять, если хотите…
Так они встретились. И гуляли по саду, и Брет показал журналистке тренажерный зал, где стоял тренажер его собственного изобретения для мышц спины и одновременно для коленных суставов — Брет им очень гордился. Потом, уже совсем в сумерках, пришли в «Галерею Неудачников». Брет налил гостье собственного изготовления кофе, заваренный в джезве на горячем песке. Добавил коньяка — он знал толк в напитках! Себе плеснул неизменный свой скотч и зажег свет.
— Кофе у вас чудесный, — сказала Эмилия, сделав два маленьких глотка. — А вот портретов вашей работы я никогда не видела. А тут — несколько сразу, и один другого лучше.
— А, ерунда! — махнул рукой Брет. — То есть мне самому они нравятся, но пока я ничего, кроме неприятностей, от них не получил. Знаете, как называется у нас дома место, где мы с вами сидим? «Галерея Неудачников». Мои обиженные приятели с негодованием вернули работы, которые я для них сделал. Заметьте, сам сделал, без заказа и о деньгах с ними вообще не разговаривал…
— Нашли чему удивляться, — произнесла Эмилия, допивая кофе. — Портреты действительно хороши. Очень хороши. Вот этого вашего персонажа, Фреда, я довольно хорошо знаю. И вот вы сумели написать портрет скупца. Как вам это удалось — понятия не имею. Но удалось. А Фред этот в жизни не то чтобы прячет свою скупость, он скорее ею гордится, но для себя он называет ее другими словами: бережливость, скажем, или рачительность… Но в том‑то и сила вашего портрета, что про этого человека, даже не зная его, скажешь — вот скупец…
Так что не удивляйтесь, что портреты вернули. Еще, наверное, и сцены были, и выяснения отношений?
— Да уж… — вздохнул Брет.
— Но вот этот юноша с пламенным взором, явно поэт или, во всяком случае, человек, который живет вдохновенно, хотя и бестолково, — объясните, он за что на вас обиделся?
Брет посмотрел на Эмилию с уважением.
— Он — ни за что. Ему не на что обижаться. Его просто сейчас нет во Фриско. Он сказал, что, когда вернется, заберет портрет немедленно, повесит его у себя в кабинете и будет на него смотреть, когда с ним случится очередной приступ черной меланхолии. Это Фельдлефер, гениальный, говорят, компьютерщик. Простите, я ничего в этом не понимаю, потому и назвать его профессию точно не могу…