А за железнодорожным полотном, всегда обособленно от дач академиков, существовал маленький райцентр, даже не городок, а – что называется – поселок городского типа. После войны он разросся и превратился в небольшой город, кучкующийся вокруг свежепостроенного завода. Завод выпускал какую-то непонятную, скорее всего оборонную продукцию.
И райцентр, и дачный академпоселок, и станция железной дороги назывались одинаково – Алпатово. Но разница между ними была колоссальная.
А еще дальше, за последними дачами поселка, за старинным имением, на многие десятки километров тянулись девственные леса огромного охотхозяйства. Леса эти обступили со всех сторон и дачный поселок, и райцентр, и железнодорожную станцию, отчасти объединяя их в одно целое.
Впрочем, интересы и жизнь академпоселка и райцентра никогда, или почти никогда, не пересекались. Райцентр был почти сплошь застроен старыми домишками, и лишь кое-где торчали обшарпанные блочные пятиэтажки. В почтенном же академическом поселке добротные двух-трехэтажные дачи, многие из которых были выстроены руками немецких военнопленных, скромно прятались за высокими зелеными заборами в глубине поросших вековыми соснами огромных участков. В них шла своя, чинная, по-старомосковски неторопливая жизнь.
Иметь дачу в Алпатово было на Москве весьма и весьма престижно – до него было всего каких-то тридцать пять километров от кольцевой дороги. Полчаса езды на персональном "ЗИМе" или – в более поздние времена – на отливающей черным лаком "Волге".
Итак, машина с братьями подъехала к вытертым гранитным ступеням парадного крыльца и остановилась, устало присев на изношенных амортизаторах. По бокам крыльцо стерегли два мраморных льва. Морды у зверюг были изрядно потрачены временем, что придавало каменным стражам жалостное и даже слегка обиженное выражение. Высокие двустворчатые двери были распахнуты настежь. Но в открытых окнах и возле дома – никого: ни детей, ни взрослых.
Шофер протяжно посигналил.
Послышались шаркающие шаги, и на крыльце, приставив руку ко лбу козырьком (солнце светило как раз в сторону входа), появилась пожилая худенькая женщина в аккуратном белом халате и такой же белой шапочке на седоватых волосах. Она увидела машину, лица братьев за стеклом и тут же, всплеснув руками, не дав сказать вылезающей из машины сопровождающей ни слова, воскликнула:
– Приехали! Ну, слава Богу, добрались! А то мы уж совсем заждались.
Она повернулась и закричала в глубь здания:
– Николай Сергеич, Николай Сергеич!..
– Иду, иду, милейшая Наталья Алексеевна! – отозвался из темной глубины дома звучный, веселый, хорошо поставленный баритон.