Ловец огней на звездном поле (Мартин) - страница 132

В общем, за все время, что я живу у дяди и тети Лорны, я еще ни разу ни в чем не нуждался.

Я часто думаю, вдруг я – ошибка? Вдруг Бог создал меня случайно и я действительно «отброс» – нечто ненужное, никуда не годное – такое, что выбрасывают без всякого сожаления? Наверное, эти мысли отражаются у меня на лице, потому что каждый раз, когда я об этом думаю, дядя Уилли кладет руку мне на плечо, и тогда у меня в животе сразу становится тепло и немного щекотно. Дядя Уилли говорит, что это – надежда. Я сначала думал, что у меня снова глисты (один раз, в интернате, у меня уже были глисты), но потом засомневался. Я до сих пор не знаю, что это так щекочет, но мне это нравится. Наверное, все дело в том, что, когда дядя кладет руку мне на плечо, мне сразу начинает казаться, что со мной все в порядке, что никакая я не ошибка. Что Бог создал меня не напрасно. Руки у дяди Уилли большие, мозолистые, они часто бывают пыльными и пахнут лошадиными какашками, но это ничего. Это вовсе не плохо. Да, еще у него на руках часто появляются ссадины и царапины, но дядя говорит – это оттого, что его инструменты совсем сточились и часто соскальзывают.

Нет, папа, на самом деле не все так здорово, как может показаться. Не буду обманывать – иногда я по-прежнему плáчу по ночам. Я зарываюсь поглубже в подушку, чтобы дядя не слышал, но у него очень хороший слух, хотя он и старый. Услышав, что я плачу, он поднимается ко мне в комнату и садится рядом. Он просто сидит и молчит, но когда я смотрю на него, то вижу у него в глазах слезы. Я еще никогда не видел, чтобы взрослые плакали, как мальчишки, но дядя плачет. И из носа у него тоже течет, совсем как у меня. Наверное, именно поэтому он постоянно держит в заднем кармане чистый носовой платок. Утешать он не очень-то умеет – во всяком случае, дядя делает это не так, как другие приемные родители и не как воспитательницы в приютах. Когда я плáчу, дядя начинает рассказывать мне о своем отце, о том, как они жили, вспоминает всякие смешные случаи и истории. Он – хороший рассказчик, и его истории тоже хорошие и добрые, и я сразу успокаиваюсь и начинаю слушать, чтобы ничего не пропустить. Когда дядя устает рассказывать, мы вместе спускаемся в кухню и едим мороженое или желе. О том, что я плакал, он никому не рассказывает, даже тете Лорне, и я этому очень рад, потому что по-прежнему уверен: плачут только девчонки.

Когда я только попал к дяде и тете Лорне, я часто сидел по ночам у окна своей комнаты и смотрел на дорожку, потому что я думал – ты вот-вот приедешь и заберешь меня к себе. Я видел, как по шоссе проносятся фары автомобилей, и думал: вот сейчас и на нашей подъездной дорожке сверкнут яркие огни и я увижу тебя за рулем твоей большой блестящей машины. Но все автомобили проносились мимо; ни один из них так и не свернул к дому, и, в конце концов, я решил написать тебе это письмо просто, чтобы сказать: Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ СМОТРЕТЬ ПО НОЧАМ НА ПОДЪЕЗДНУЮ ДОРОЖКУ.