Мэнди тоже заозиралась.
– Хороший вопрос.
Разойдясь в разные концы трейлера, мы постарались думать как малыш, которому не хочется в очередной раз оказаться избитым. Довольно скоро я сообразил, где, скорее всего, следует искать рисунки Майки. В угол спальни был задвинут довольно большой пятиногий стол, рядом на полу стояла настольная лампа. Но зачем кому-то понадобилось ставить ее на пол?
Я сходил в машину за фонариком и, опустившись на четвереньки, осветил столешницу снизу. Несмотря на окружающие вонь и грязь, я вдруг почувствовал себя так, словно созерцаю Сикстинскую капеллу. Вся нижняя поверхность стола была покрыта рисунками, изображавшими вещи, которые мальчик видел, или иллюстрировавшими его мысли и чувства: вот мужчина с банкой пива, вот плачущая женщина, а вот кошка, преследующая мышь… Все это было здесь, на нижней стороне старой столешницы.
* * *
Вернувшись на шоссе 341, мы от души наслаждались свежим воздухом и запахами земли и травы. На светофоре в Эверетте мы свернули, пересекли железнодорожные пути и через пару миль уже катили вдоль северной границы Суты. За окном промелькнули ворота, ведущие на территорию. Ворота оказались открыты – это было необычно, но, учитывая количество лесовозов, которые ежедневно проезжали через них в обоих направлениях, не удивляло.
– Вы не торопитесь? – спросил я Мэнди.
– Сегодня мне больше не нужно быть в суде, – обтекаемо ответила она. – А что вы задумали?
– Давайте на «ты», оʼкей? Вы не против? – предложил я, и Мэнди неуверенно кивнула.
– Хорошо, но что?..
– Увидите.
Я развернулся, проехал ярдов пятьсот в обратном направлении и свернул в ворота, над которыми висела устрашающая надпись: «Частное владение. Посторонним вход воспрещен. Стреляем без предупреждения!»
– Вы… ты видел этот знак? – спросила Мэнди.
Я кивнул.
– Отец дяди Уилли приобрел эту землю лет семьдесят назад, – пояснил я. – Дядя и его брат Джек владели здесь всем от железнодорожных путей до Талманна на юге, до Стерлинга на востоке и до Эверетта на западе.
Мэнди ненадолго задумалась.
– Это очень большой земельный участок, – сказала она наконец, и я снова кивнул. Мне по-прежнему не давала покоя мысль о том, что дядя может окончательно потерять Суту и, что было куда важнее, – потерять Святилище. И хуже всего было, пожалуй, то, что досталось бы оно не кому-нибудь, а дяде Джеку – человеку, который никогда не любил Святилище, даже несмотря на то что там находились могилы его отца и матери. По большому счету он его просто не заслуживал. Я прекрасно знал, чтó сделает дядя Джек, когда наложит лапу на Холм Дюбиньона. Первым делом он распорядится лишить его всей красоты, вырубив деревья и осушив озеро, потом перенесет могилы на городское кладбище, а землю продаст застройщикам, которые используют участок для размещения новых закрытых поселков, гольф-клубов и загородных вилл. Святилище для него – ничто, всего лишь товар, который можно выгодно продать, подумал я и, как всегда в таких случаях, почувствовал закипающий во мне гнев.