Держа фрак в руке, он на цыпочках вышел из-за ширмы. Седовласый лорд героически пыхтел над своей молодой женой. У него было большое красное родимое пятно на широкой спине. Увидев Томаса, женщина испуганно округлила глаза. Тот послал ей воздушный поцелуй, осторожно открыл дверь и выскользнул в коридор.
– Две сережки? И это все? К тому же они разные!
На следующее утро Томас неохотно открыл глаза и недовольно уставился на своего камердинера.
Патрик Донован сморщил нос.
– Ты провонял духами. Что это за цветок?
– Жасмин, – пробормотал Томас. – Или роза. Приготовь мне ванну.
– Непременно, – проворчал Донован. – И как можно быстрее.
– Ты можешь сломать сережки и продать только камни. На завтрак хватит.
– Опять хлеб, сыр и оливки? – Донован поморщился. – Мне не хватает полноценного английского завтрака. Бифштекс, бекон…
– Ну и отправляйся в Англию, – отрезал Томас.
– И оставить тебя здесь? Да тебя же сразу повесят за преступления, если, конечно, какой-нибудь обманутый муж раньше не всадит тебе пулю между глаз или между…
– Кажется, в этом месте я должен сказать, что ты значишь для меня намного больше, чем простой слуга? – Томас откинул простыни и сел, свесив ноги. Постельное белье определенно издавало резкий запах каких-то цветов. Ему не слишком нравились духи, в которых некоторые дамы, похоже, купались: роза, лаванда, ландыш, гардения, жасмин. По его мнению, искусственный запах был насмешкой и над цветком, и над дамой.
За исключением фиалок. Фиалковые духи пахли как сад после дождя. Их аромат был сладким, невинным, искушающим. Он потер глаза, стараясь не допустить даже мысли об одной женщине, которая благоухала фиалкой. Милая Джулия Лейтон была леди до кончиков ногтей. Теперь она, наверное, уже замужем, стала герцогиней и забыла о нем. Он мог бы побиться об заклад, что именно в это время она наслаждается настоящим английским завтраком. У него даже слюнки потекли – при мысли о женщине, а не о бифштексе.
Томас встал и направился к ванне, чтобы смыть с себя запахи обеих его несостоявшихся любовниц. Больше он не увидит этих женщин.
Он мылся, пока Донован услужливо готовил принадлежности для бритья. С серебряных ручек и кожаного футляра еще не стерлось изображение герба семьи Томаса. Он много раз закладывал их и снова выкупал, но так и не смог избавиться от них окончательно. Эти вещицы напоминали ему о днях, когда он и представить себе не мог, что докатится до такого существования.
Он тщательно побрился, а Донован в это время вынул камни из оправы и поднес к свету.
– Бриллиант хорош. Жемчуг тоже. Надо было брать две сережки.