Я не знаю, как описать это. Образы потоком хлынули в мою голову - не опасные, как в кошмарах, а просто... чужие. Непонятные. Летом и весной с Синего Зуба так же резво сбегают ручьи. Не прошло, наверное, и несколько секунд, когда всё закончилось.
Я видела бородатого гнома за работой. У него были тёмные глаза и родинки на морщинистых щеках, а руки - умелые и мозолистые. Я видела, как он подбирает сапфир из тех, что собрал в шахте его сын, а отшлифовал внук. Как он стачивает его края для оправы. Как в тигле плавится серебро, как на наковальне одно за другим рождаются крошечные звенья...
Думаю, я видела прошлое кулона. Не знаю, как такое возможно: я словно влезла в голову этого гнома-мастера, имени которого не знаю. Точнее, агха - слышала, что гномы предпочитают называть себя так... Или, может быть, влезла в память камня?
Что за чушь - откуда у камней память?..
В одном не сомневаюсь. Ювелир в Академии не солгал дяде Горо: кулон и правда гномьей работы.
Наверное, я сказала это вслух, потому что мама удивилась.
"С чего ты взяла, Уна? Гномы очень редко торгуют с нами. В последние годы - думаю, почти никогда. По крайней мере, открыто... Лучше уж им сидеть у себя, под Старыми горами, и не беспокоить людей. Ты слишком взрослая, чтобы верить в сказки".
Я сделала вид, что соглашаюсь. Расскажи я о том, что видела, - и мама бы точно решила, что я больна.
"Ну, доброй ночи, дорогая", - вскоре сказала мама. Я видела, как потух её взгляд: прилив нежности прошёл, и она торопилась уйти. А мне стало страшно, что сны о войне и магии придут снова. Мне и сейчас страшно.
"Посиди со мной ещё, - попросила я. - Расскажи мне что-нибудь... Пожалуйста".
Мама улыбнулась - как-то натянуто.
"Что рассказать? Уже поздно, и я тоже устала".
"Что угодно. О Великой войне, например. Как она началась? Почему даже профессор Белми не хочет говорить со мной об этом?"
Она нахмурилась - как всегда. Я уже знала, что она ответит.
"Я сама мало что знаю об этом, Уна. Это мужские дела и вопрос к дяде Горо... Но тебе вообще ни к чему знать о таких ужасных вещах. Спи спокойно".
И мама ушла, как будто ей опять стало неприятно быть рядом со мной. Я давно замечаю, что временами ей это неприятно; в такие моменты она спешит уйти или отвернуться.
Или, возможно, дело в вопросе о Великой войне? Хотелось бы. Не знаю.
Свеча на моём столике догорает, скоро превратится в лужицу воска... Я должна лечь.
Почему так странно покалывает кончики пальцев?..
Запись семидесятая
Торжественный вечер: только что я перерыла последнюю полку в библиотеке - одну из самых высоких. Ни книги, ни свитка о Великой войне. Придётся смириться с тем, что в Кинбралане я ничего не узнаю.