Пусть Земля — это только горошина
В непроглядной космической тьме…
На Земле очень много хорошего…
— Если все останется по-старому, — снова заговорил он, — будет, наверно, хуже. Я не только отнял брата у мальчика. Я отнял подвиг у Александра. Ведь никто не знает, как зажглось четвертое солнце.
— Ты отнял и у себя имя. Ведь Георгий Рогов считается погибшим.
— Мое имя не ценность.
— Тогда послушай мой совет. Ты просил его. Пусть все останется, как было. Четвертое солнце не погаснет от этого. Надо думать о Наале.
— О нем я и думаю все время… Но как же Снег?
— Когда-нибудь люди узнают про все… Кстати, ты помнишь лишь три строчки из песенки. Я знаю больше, ведь я историк. Это песня разведчиков Венеры. Вот последний куплет:
Тот, кто будет по нашим следам идти,
Помнит пусть на тропинках кривых:
Нам не надо ни славы, ни памяти,
Если звезды зажжем для живых.
— Но память об Александре, память о подвиге! То, что он сделал — пример для живых. Может быть, и Наалю придется зажигать свое солнце.
Я взглянул на Георгия. Он ждал возражений. Он хотел их слышать, потому что они возвращали ему брата. Я сказал:
— Может быть… Но над какой планетой ему зажигать свое солнце? Научи его быть разэедчиком, на то ты и брат. А солнце он зажжет сам…
Уже давно погас закат. Половина луны, опоясанная с одной стороны дугой Энергетического Кольца, низко висела над водой.
Топот ног по каменным ступеням прервал наш разговор. Впрочем, говорить, больше было не о чем.
Они ушли, кивнув на прощанье. Астронавт крепко держал в руке маленькую ладонь брата.
Передо мной на листе раскрытой тетради лежит золотой значок, история которого осталась неизвестной. Мне отдал его перед нашим стартом Нааль…
Мы, археологи, идем на Леду, на ту планету, тайну которой так и не раскрыл до конца Валентин Янтарь. Мы вернемся не скоро.
Может быть, и меня на Земле через восемьдесят лет встретит среди многих один, незнакомый пока человек — большой или маленький, все равно. И скажет своим друзьям:
— Я иду встречать брата!