Альбин тяжело дышал, что то шептал в забытьи.
— Давит его этот пояс, — решил дядя Митрофан. — Сниму ка я его да спрячу. И улик меньше, если эсэсовцы нагрянут.
Разыскав пряжки, дядя Митрофан осторожно расстегнул пояс и ремни портупеи, незаметно вытащил их из под больного.
Альбин пошевелился, открыл глаза. Дядя Митрофан сунул портупею под кучу тряпья, лежащего на полу, и нагнулся к юноше.
— Лоа, прости меня, — тихо шептал Альбин, глядя широко открытыми глазами в темноту, — нас разделяет вечность. Ты родишься через сотни лет, а я умираю в прошлом. Ничто так не разделяет людей, как время. Если бы ты находилась на другом конце Вселенной, ты была бы ближе ко мне, чем теперь… Ты не любила меня. Я понял это в тот страшный день… в старой Москве, когда ты сказала об отъезде. Твоя поездка в далекие миры Космоса означала разлуку на многие годы. Я не мог выдержать, стал преступником. Клянусь, я не хотел твоей гибели. Нет нет… Хотел лишь задержать отлет: на месяц, на неделю, на день… А ты погибла из за меня… Мне больше нечего было делать в будущем. Оставалось лишь бегство в прошлое. Теперь моя очередь. Умираю, но все мысли несутся к тебе, сквозь непреодолимое время. Лоа… Ах, это Кузьмич… Вас я также обманул. Я не достоин вашей доброты… Я не тот, за кого вы меня принимали… Не борец за будущее. Я — беглец в прошлое… Мир будущего… как он прекрасен, Кузьмич!.. Если бы вернуться на миг… к работе… друзьям… Лоа, Лоа…
Наверху послышался стук. Дядя Митрофан, кряхтя, поднялся по лестнице к крышке погреба.
— Чего надо?
— Беда, старый. На соседней даче обыск.
— Ладно. Задвинь дверь комодом. Я останусь здесь. Он бредит. Кажись, помирает…
Заскрипели половицы, по которым поволокли что то тяжелое. Потом стало тихо. Дядя Митрофан спустился к кровати больного. Альбин лежал без движения, глаза его были закрыты, дыхание чуть слышно. Потрескивая, горела свеча. Уродливые тени колебались на стенах.
Дядя Митрофан чутко прислушивался. Повсюду царила тишина. Старик начал клевать носом и вскоре задремал.
Разбудило его резкое движение где то совсем близко. Послышалось шипение. Остро запахло озоном. Пламя свечи метнулось и погасло. Надвинулась густая тьма. Альбин шевельнулся и застонал. Дядя Митрофан вскочил, начал шарить спички.
Он уже нащупал коробок, как вдруг рядом послышалось приглушенное дыхание.
— Где мы? — спросил резкий гортанный голос.
— На месте, — прозвучало в ответ. — Два часа ночи двадцать восьмое мая тысяча девятьсот сорок третьего года.
— Мы добрались быстрее, чем я думал, — продолжал первый голос. — Но где он?