– Хорошо, считайте, порча социалистического имущества.
– Коня-то?
– Пряник был собственностью коневодческого колхоза.
Кивок из-за дыма, мол, допустим.
– Товарищ Кольцов, я понимаю так. Скаковые лошади – они вроде спортсменов-разрядников, верно? Выше, дальше, сильнее. В здоровом теле – здоровый дух. Отличная форма. Курение исключено. Как и другие вредные привычки.
– Насчет курения это верно, пользы здоровью – ноль, один вред. – Кольцов загасил окурок об подошву. Прицельно бросил в каменную урну и только тогда добавил: – Пряник был совершенно здоров. Великолепно здоров.
– И все же коллапс легких. Я не специалист, вы меня поправьте, если я не так что-то понял. Но вот у нас спортсмен-разрядник. Ничем не болел. И вдруг упал и умер от коллапса легких. Так разве бывает?
– В общем, да. Запущенный бронхит, запущенное воспаление легких.
Зайцев подождал, не скажет ли тот еще чего. Не сказал.
– И больную лошадь вывели на состязания?
И тут же спросил себя: а что он вообще знает о наезднике Жемчужном? Его мысль тут же бросила веером карты. Если Юрка Смекалов прав (а он прав – спецы обычно правы), договорной заезд исключен. Что тогда? Самолюбие? Долги? Угрозы? Соцобязательства, да еще когда товарищ маршал на трибуне? Кстати, был ли Буденный в тот день на трибуне – тоже хороший вопрос. Выйти на дорожку несмотря ни на что – и несмотря ни на что победить? А все оказалось так плохо, что легкие лошади не выдержали: мгновенная смерть, авария – и гибель наездника.
Кольцов, задрав вверх красноватую, обрамленную баками ряху, смотрел на шелестящий зеленый шатер.
И пожал плечами.
– Ладно, товарищ Зайцев, – сказал он, – побалакали и ладно. Пора работать. Бывайте.
Повернулся и побрел к главному входу.
«Шалишь», – в спину ему подумал Зайцев.
Он дал Кольцову время войти, подняться по лестнице. И только потом сам толкнул дверь, сунулся к вахтеру.
– Забыл. – Широко улыбаясь, поднял он брови. – Только что сговорились с товарищем Кольцовым на после службы, и как назло – из головы вылетело. «Гудок»? «Свисток»?
Пивные на окраинах Ленинграда, особенно по направлению к вокзалу, не блистали разнообразием названий.
– «Сигнал», что ли? – усмехнулся вахтер. Красные прожилки на носу и щеках Кольцова не обманули: ветеринар любил поддать, и секретом от сослуживцев это не было.
– Вот-вот! Помню, что-то железнодорожное было. Спасибо, отец.
– Алкаши… Как себя звать, скоро забудете, – беззлобно сказал вахтер ему вслед.
* * *
Техник ничего толком не сообщил. Вернее, его сообщения отличались, как всегда, и толковостью, и краткостью. В этом вся проблема. Конструкция коляски соответствовала стандартной. Никакую гайку не свинтила враждебная рука, никакой тросик не подпилила.