Сутки! Сердце у Зайцева оборвалось. После гибели Пряника прошло уже больше суток. Газ мог выветриться окончательно.
– И что, отравленный человек может ходить и сутки ничего не замечать?
– Ну если большой человек… – обвел руками студент.
Очень большой. Размером с лошадь.
Он думал одно: опоздали, упустили. Улетучилось орудие убийства. Убийца испарился.
– Покашливать немного будет, – обнадежил юноша.
Покашливал ли Пряник? Лошади вообще кашляют?
– Вася, что? – окликнул его на выходе Крачкин.
Но все понял сам. Промах. Ремиз.
– Тогда я обратно на Гороховую. Адье.
Зайцев смотрел на удалявшуюся фигуру – на ходу Крачкин помахивал саквояжем. Даже со спины было видно, что он раздражен пустой поездкой. И предвкушает расспросы. И свой ответ: «Обосрался товарищ Зайцев».
Наплевать.
Зайцев чувствовал все то же нервное биение сердца – пульс погони. Вот только за кем? Неужели упустил?
Обернулся на звук шагов. Ящик с реактивами уже висел у студента на ремне через плечо.
– Был рад познакомиться, – протянул он свободную руку.
– Погодите, – бросил Зайцев. – Минутку здесь постойте.
Он рванулся туда, где стояли метла и ведро.
– Товарищ! Товарищ!
Работник вынырнул на него уж слишком быстро. Ясно, что околачивался поблизости – не терпелось сунуть нос.
– Да, товарищ милиционер? – А глазки шарили за спиной у Зайцева: что там?
– Вот вы сказали: Пряник, как его сюда привезли…
Тот с готовностью закивал.
– Откуда привезли?
* * *
Телефон в конюшне был допотопный, а линия – старая. В трубке икало и трещало. Но, казалось, помехи оттого, что на другом конце у директора ипподрома взмокли руки, и пот, вернее страх, проел изоляцию. Голос директора он проел во всяком случае. Зайцеву не нужно было видеть собеседника, чтобы дорисовать остальное: налившуюся красным лысину, трясущееся лицо, пятна пота под мышками, панику в глазах.
«Ох, Юрка, проверить бы вам игровую бухгалтерию, ох проверить бы», – думал, слушая, он.
А директор лепетал, стараясь говорить гладко, спокойно, голосом ответственного работника, у которого проверять нечего:
– Что лошади делают? Перед заездом? Проминаются, разогреваются.
– Товарищ, – нехорошим голосом сказал Зайцев.
– Едут в Ленинград, – растерянно, чуть ли не с вопросом предположил директор.
Зайцев внутренне собрался. Его напряжение уловил жулик-директор. В голосе зазвенело больше уверенности – радостной уверенности пса, который, наконец, понял, чего от него хотят: – Чистая правда. За сутки до забега Пряника привезли из колхоза.
– На какой вокзал?
– Из Тулы ехал, то есть. Тульское, то есть. Московское, в смысле, направление. Московский вокзал. Московский! – объяснял директор. Теперь в голосе явно было облегчение: мильтон взял след в сторону, пронесло.