Через какое-то время я устала ждать подвоха, устроилась в кресле поудобнее, и стала наслаждаться текстом. Хвост продолжал меня доставать. Он оставил в покое ноги и теперь пытался заползти на грудь. Книгой он все-таки схлопотал. На кровати обиженно зашипели. На остальные домогательства этой наглой конечности я не обращала внимания. Даже когда он попытался обвиться вокруг моей головы или же принимался раскачивать кресло.
В конце концов, он обвился вокруг кресла и потащил его к кровати. Я было напряглась, но больше никаких действий не последовало. Через некоторое время хвост, крадучись, явно ожидая, что его опять сбросят, заполз на подлокотник, переполз на мои колени и свесился с другого подлокотника. В тайне злорадствуя, я положила на него книгу и облокотилась. Надеюсь, ему тяжело.
Так мы и просидели до тех пор, пока не пришел Шайш: я читала, а свисающий с кресла хвост лениво качался из стороны в сторону. Шайш постучался, и лишь потом открыл дверь.
— Время уже позднее. Госпоже пора в собственную комнату, — напомнил он.
— Можешь идти, — разрешил наагасах, лицо у него было несколько разочарованное. — Но в следующий раз я надеюсь услышать от тебя хотя бы слова приветствия.
Я хотела что-нибудь ответить, но почему-то не находила слов, поэтому просто кивнула и встала, сбросив наглый хвост. Книгу я оставила тут. До самого выхода из комнаты хвост полз за мной, напоминая собаку, которую хозяин не взял с собой. Мне его даже жалко стало. Не могла я воспринимать хвост и его обладателя как одно целое. Хвост для меня был чем-то отдельным.
Находившаяся в коридоре служанка встретила меня обрадованно — удивленным взглядом. Видимо, не ожидала увидеть меня целой и даже не помятой. Я сама этого не ожидала. Но не спешила обманываться насчет наагасаха. Пока он держит свои обещания, но это не говорит о том, что так будет и дальше.
Уже находясь в одиночестве в своей комнате, лежа в постели, я продолжала вспоминать все, что случилось со мной в последние дни. Голова кружилась от обилия событий, и в висках возникала тупая боль. Спать не хотелось. Унять мысли я тоже не могла. Связные мысли и озабоченность исчезали у меня только тогда, когда я принимала свою другую, недавно обретенную ипостась. Детеныш не испытывал беспокойства, его не тревожили мысли. Все мысли у него возникали только в момент настоящего времени и навсегда оставались в прошлом. Он никогда не обдумывал то, что уже прошло.
Превращаться в комнате довольно опасно. Могли заглянуть слуги и увидеть рвущего на ленты простыни звереныша. Оправдаться после такого, было бы довольно проблематично. Поэтому я обычно уходила в потайной ход. Одно из его ответвлений было длинным, поэтому котенок мог гулять там сколько угодно.