— Вот как?
— Да-да, говорил, и самым серьёзным образом.
— И что?
— Как он будет возражать, когда речь идёт о помощи республиканской Испании? Сейчас вся страна, затаив дыхание, следит за тем, что там происходит. А для нас, людей военных, Испания — это полигон, где отрабатывают свои действия, как и фашистская Германия. Впрочем, вы и без меня это отлично знаете.
Балезин задумался, с трудом скрывая внутреннее волнение.
— Может, нам поговорить об этом в кабинетных условиях?
— Нет-нет, — запротестовал Юргенс. — Я кабинетам с некоторых пор доверяю меньше, чем природе. Кстати, вы не заметили мою эмку?
Удивлённый Балезин отрицательно покачал головой, а Юргенс даже развеселился.
— Деквалифицируемся, дорогой мой. Я поговорить хотел с вами ещё в пионерском лагере, но не решился — слишком много народу. Тогда я на расстоянии полкилометра решил следовать за вашим автобусом. Когда произошла остановка, я видел, как вы пошли в сторону санатория. Другой более удобный случай и представить сложно. Мне оставалось только быстрым шагом пройти леском наперерез и очутиться вот на этой лавочке.
Теперь уже Балезин улыбнулся, слегка приподнял руки, дав понять, что сражён наповал. Но уже в следующую минуту лица собеседников стали серьёзными.
— Так, значит, Испания? — проговорил Алексей. — И надолго? Мне ведь придётся объяснять жене.
— Точно сказать затрудняюсь, но, скорее всего, до окончания войны. Что касается Ольги Сергеевны, которую я очень уважаю, то не сомневаюсь, что она вас поймёт. Я со своей женой вижусь раз в два года, и то недолго. Что делать: такая работа, такое время.
Алексей посмотрел на собеседника. Какая-то скрытая печаль появилась в глазах Юргенса после сказанных им слов.
— Предлагаете снова стать Сержем Дювалем? — не то в шутку, не то всерьёз спросил Балезин.
— Почти… но не Дювалем.
В это время прогудел водитель автобуса, дав понять, что пора ехать. Юргенс и Балезин поднялись. Вместо слов прощания Юргенс тихо произнёс:
— Забегая вперёд, скажу. Будете канадским коммерсантом французского происхождения. Ваш бизнес — торговля оружием, — и чуть погодя, добавил: — Как видите, я открыл карты. Так что назад пути нет.
В знак согласия они пожали руки и разошлись в разные стороны, как когда-то в далёком девятнадцатом. В это время шофёр автобуса снова настойчиво просигналил, и Алексей поймал себя на мысли, что Ольге в Москву он так и не успел позвонить.
* * *
Осень 1938-го, середина октября. Ласковое, почти летнее солнце, в золоте деревья, мелькающие из окна вагона. Алексей Балезин не отрываясь смотрел на родные просторы. В купе международного экспресса он был один, не с кем было поговорить, отвлечься от нагрянувших мыслей. А мысли были самые разные. Он уже у себя, в России. Скоро увидит жену, детей, с которыми не виделся больше двух лет. Но, с другой стороны, он прекрасно знал, что у него на родине идут повальные аресты, в том числе и среди работников спецслужб. От своего непосредственного руководителя Юргенса он уже полгода не получал никаких вестей. Многие работавшие и легально, и нелегально за рубежом срочно отозваны в Москву и назад не вернулись. И его тоже который месяц пытаются отозвать, но он всё находил причины остаться. Неделю назад пришла шифровка, похожая на ультиматум: немедленно возвращаться. И вот он уже в Советском Союзе, в России. Он знал, что дома всё хорошо, дети ходят в школу, Ольга трудится над своими техническими переводами. И всё же предчувствия невесёлые…