Парусник уже почти поравнялся с белым домиком лоцманской станции, когда европеец, который только сейчас заметил ее приближение, обернулся к своему товарищу, погруженному в глубокие думы.
— Сандокан, — сказал он, — мы уже входим в реку. Мы будем брать лоцмана?
— Мне не нужны любопытные глаза на борту моего судна, Янес, — ответил тот, поднимаясь и устремляя взгляд на станцию. — Доберемся до Калькутты и без помощи лоцмана.
— Ты прав, — кивнул Янес после недолгого размышления. — Лучше сохранить инкогнито. Никогда не знаешь, какая мелочь может навести на наш след этого мерзавца Суйод-хана.
— Когда мы будем в Калькутте?
— До захода солнца, — ответил Янес. — Вода поднимается, и ветер попутный.
— Нам нужно как можно скорее увидеться с Тремаль-Найком. Бедный друг! Потерять жену, а теперь и единственную дочь!
— Мы обязательно вырвем ее у Суйод-хана. Посмотрим, устоит ли Индийский Тигр против Тигра Малайзии.
— Да, — сказал Сандокан, и молния блеснула в его глазах, а лоб грозно нахмурился. — Мы вызволим ее, даже если мне придется для этого перевернуть всю Индию и утопить этих подлых собак тугов в их подземных пещерах. Но дошла ли наша депеша до Тремаль-Найка?
— Не тревожься, Сандокан: телеграммы всегда доходят до места назначения.
— Значит, он нас ждет?
— Думаю, да, но лучше все же предупредить его, что мы уже вошли в Хугли и к вечеру будем в Калькутте. Он пошлет Каммамури, чтобы тот встретил нас и проводил к его дому.
— А есть тут телеграф по пути?
— Есть, в Даймонд-Харборе.
— Это лоцманская станция, которую мы только что миновали?
— Да, Сандокан.
— Тогда встанем на якорь и пошлем кого-нибудь. Полчаса для нас небольшая потеря. К тому же за домом Тремаль-Найка наверняка следят.
— Ты прав. Предусмотрительность будет не лишней.
— Тогда напиши, друг мой.
Янес вырвал листок из записной книжки и быстро написал на нем карандашом:
«С борта „Марианны“, господину Тремаль-Найку, улица Дурумтолах.
Сегодня утром мы вошли в Хугли и вечером будем у вас. Вышлите Каммамури нам навстречу.
Наше судно идет под флагом Момпрачема.
Янес де Гомейра».
— Вот, — сказал он, показывая листок Сандокану.
— Хорошо, — ответил тот. — Лучше твоя подпись, чем моя. Англичане, наверное, еще помнят меня и не простили мои набеги.
Парусник встал на якорь в полумиле от Даймонд-Харбора, и шлюпка с гребцами уже была спущена на воду, когда Янес подозвал рулевого, вручив ему записку и деньги.
— Ни слова о нас, — приказал он. — Разговаривай только по-португальски. Капитан сейчас — я.
Рулевой, высокий и крепкий парень, кивнул, проворно скользнул в шлюпку, и она тут же устремилась к берегу, взяв курс на лоцманскую станцию.