Мило.
Мужчина, которого Талит называла мужем, кричал на неё. Кричал, что она ведьма. Что она зло. Что теперь все знают правду о ней, и она заплатит. Если бы Талит не боролась за свою жизнь, то раздражённо закатила глаза.
Но что её раздражало больше всего, до скрежета зубов, больше чем смерть от удушья — это то, что богиня, отправившая её сюда годы назад, так же оставила её умирать.
Талит считала, что злая стерва, по крайней мере, защитит её, пока она наконец-то не сделает предназначенное — то, для чего её обучали с шестнадцати лет.
Но Талит — дочь Холдена — давно уже узнала, что нельзя никому доверять. Никто никогда её не защитит. Никто для неё ничего не сделает, будут её лишь использовать. В общем, она научилась доверять только себе.
«Талит, конечно, несколько союзников тебе бы сегодня помогли».
Она кашляла и извивалась в путах, молясь, чтобы наконец-то сломалась шея. Это было предпочтительнее сжигания на костре. Талит никогда не считала пламя лучшим другом ведьмы.
И когда она размышляла о том, как сломать шею, используя вес тела, Талит увидела его.
Он стоял, как драгоценный камень среди свиней. Её высокомерный, красивый рыцарь был по-прежнему в кольчуге с ярко красным плащом, но без чёрного капюшона, которым он прошлый раз скрыл половину своего лица и волосы от её взора.
Талит не знала дело ли в её воображении или в так скоро приближающейся смерти, и от этого зрение её подводит, но рыцарь был серебристым. У него были блестящие серебристые волосы до колен. Но это были не волосы старика. Этой красоте было не больше тридцати зим. Максимум.
Боги, а он был красив. Самым красивым из всех, что Талит приходилось видеть. Что ж, по крайней мере, она покинет этот мир, глядя на что-то прекрасное.
Рыцарь подошёл к одному из жителей города и махнул в сторону Талит.
— Она ведьма, милорд! — закричала женщина, ребёнка которой год назад Талит спасла от укуса ядовитой змеи. — Она в союзе с демонами и тёмными богами.
Как бы Талит этого хотелось. По крайней мере, тёмные боги защищали своё.
Рыцарь несколько секунд смотрел на неё. Если бы Талит могла, то не была бы слишком гордой, чтобы попросить пощады. Но даже если она бы могла говорить, то не стала тратить на это силы. Холодные фиолетовые глаза рыцаря не сулили ей ничего хорошего.
«Если бы ты трахнулась с ним, как того хотела, то, возможно, он бы сейчас чувствовал себя немного обязанным ей помочь. Но тебе пришлось быть жестокой стервой».
Конечно же, принимая во внимание её мужа, Талит всегда была жестокой стервой.
Скучающе вздохнув, её рыцарь развернулся и ушёл, скрывшись в окружающем лесу.