— Вы его вызывали?
— Нет.
— В чем его подозревают?
— Ни в чем. Он пришел по собственной инициативе поведать свою историю.
— Что-то случилось?
— Не думаю. Он рассказал мне о некоторых опасениях, которыми, как мне кажется, он поделился и с вами…
Только один врач из сотни бывает так мало расположен к сотрудничеству с полицией, и надо же было Мегрэ наткнуться именно на такого…
— Полагаю, — заявил Стейнер, — что профессиональная этика не позволяет мне разглашать…
— Доктор, я не прошу вас выдавать врачебную тайну. Я прошу вас просто сказать мне фамилию этого Ксавье. Я мог бы ее узнать немедленно, позвонив в универмаг «Лувр», где он работает, но подумал, что, действуя таким образом, могу повредить его репутации в глазах начальства.
— Это действительно возможно.
— Также мне известно, что он живет на авеню Шатийон, и мои люди, расспрашивая консьержек, придут к тому же результату. Таким образом мы можем причинить вашему пациенту вред, спровоцировав нежелательные сплетни и слухи.
— Понимаю.
— Так что?
— Его фамилия Мартон. Ксавье Мартон, — с неохотой ответил невропатолог.
— Когда он к вам приходил?
— Думаю, на этот вопрос я также могу ответить. Примерно три недели назад, точнее, двадцать первого декабря…
— Значит, в тот момент, когда он был очень занят из-за рождественских праздников. Полагаю, он был сильно возбужден?
— Что вы говорите?
— Послушайте, доктор, еще раз вам повторяю: я не прошу вас выдавать никакие тайны. Мы, как вы знаете, располагаем быстрыми и эффективными способами получения информации.
На том конце провода повисла тишина. Мегрэ готов был поклясться, что это осуждающая тишина. Должно быть, доктор Стейнер не любил полицию.
— Ксавье Мартон, — продолжал Мегрэ, — у меня в кабинете вел себя как совершенно нормальный человек. Однако…
— Однако? — переспросил доктор.
— Я не психиатр и после того, как выслушал его, хотел бы узнать, имел ли я дело с человеком неуравновешенным или…
— Что вы называете «неуравновешенным»?
Мегрэ, красный от раздражения, крепко сжимал в руке трубку телефона.
— Если у вас, доктор, есть чувство ответственности и если вы так дорожите сохранением врачебной тайны, нарушить которую я вас вовсе не призываю, то хочу вас заверить, у нас тоже есть чувство ответственности. Мне неприятно думать, что я дал уйти человеку, который завтра может…
— Я тоже дал ему уйти из моего кабинета.
— То есть вы не считаете его сумасшедшим?
Вновь молчание.
— Что вы думаете о его рассказе про его жену? Здесь он не успел закончить свою историю…
— Я не осматривал его жену.
— А с его слов вы не составили никакого впечатления…