— Доброе утро, — сказал я проводнику. Он пытался теперь поддеть защелку своим ключом. Пот блестел у него на лысине мелкими каплями. Человек он был рослый, по возрасту на исходе шестого десятка.
— Доброе утро, мосье Руайан.
Проводник бросил на меня лишь беглый взгляд. Рядом с его башмаками на полу лежала общая тетрадь, а поверх тетради карандаш, которым он теперь и стучал в соседнюю дверь. В тетрадь были внесены имена всех пассажиров.
— Что случилось? — спросил я.
— Не встает, — ответил он и осторожно повернул ключ в замке. Ключ то и дело выскальзывал. — Она в Канне выходит, как и вы, мосье Руайан. Просила разбудить ее в Сен-Рафаэле, чтобы еще успеть позавтракать в купе.
— Как и я.
— Да, — отвечал он, — как и вы. А теперь я не могу ее разбудить.
— Мы вчера довольно много выпили.
— Да, две бутылки.
— На двоих это очень много, — сказал я. Теперь и у меня на лбу выступил пот, а по спине побежали струйки. Дьявольски жаркий день выдастся сегодня на Лазурном берегу. В Париже мы еще замерзали. Была всего лишь середина апреля, а здесь на юге уже такая жарынь. По счастью я взял в дорогу легкие вещи. По счастью, по счастью… Так какой же я все-таки видел сон?
— Шампанское было выше всех похвал, — сказал лысый проводник. — Вы ведь сами сказали, что оно превосходное.
— Роскошное шампанское, — ответил я. — Вот и миссис Коллинз тоже это говорила.
— Правда?
— Ну да. Мы поэтому и выпили целых две бутылки. Миссис Коллинз была так счастлива.
Почему она была так счастлива, я тоже вспомнил. Но вот свой сон?.. Ровным счетом ничего. Даже обрывка и то нет.
Я заметил, что в коридоре уже столпилось около дюжины пассажиров. Они с любопытством глядели на нас. Из другого спального вагона пришел молодой проводник.
— Что, Эмиль, кто-то не встает?
— Не встает, Пауль. Да еще эта проклятая защелка.
Тут вдруг что-то стукнуло, и дверь в купе миссис Коллинз приотворилась. Возникла узкая щель.
— Мадам! — Теперь Эмиль кричал во весь голос. И произносил американское имя на французский лад. — Мадам Коллинз! Послушайте! Мы уже в Сен-Рафаэле.
Никакого ответа.
И тогда в коридоре разом воцарилась тишина. Никто не шевелился. Лишь вдалеке взвыла сирена.
— Так войдите же, — сказал я, — и посмотрите сами.
— Не могу, — ответил Эмиль, — там ведь защелка. Видите? Замок я открыть могу, а дверь — нет. Защелка-то железная. Мадам Коллинз! — снова выкрикнул он в темное купе.
— А что, если она… — начал молодой проводник, которого звали Поль.
— Merde alors, — ответил Эмиль. — Как, по-вашему, мосье, дама хорошо себя чувствовала?
— Превосходно, — отвечал я.