И она видела одну из основных причин поражения этого восстания в отсутствии общего языка у восставших с народом — с крестьянством, прежде всего.
Эта мысль повторяется в ряде ее произведений.
Так, в повести «Гекуба» (из цикла «Слава побежденным!») изображен белорусс-крестьянин Тележук со своей женой Настей; они сердечно привязаны к бедной трудолюбивой, бьющейся как рыба об лед с пятью детьми, шляхтянке пани Тересе; однако, они неодобрительно относятся к тому, что их госпожа не удержала старшего сына от рокового участия в восстании.
После гибели старшего сына пани. Тересы Тележук помогает ей (правда, тщетно) спасать двух ее сыновей-подростков. Но писательница четко показывает, что он это делает только по природному великодушию и из благодарности к хозяйке, самоотверженно спасавшей от черной оспы его детей, а не из сочувствия восстанию, к которому он относится даже с некоторой иронией.
Еще прямее и непосредственнее мысль Элизы Ожешко о разрыве высших классов с народом выражена в повести «Они», из того же цикла «Слава побежденным!» Писательница рассказывает об участии женщин-шляхтянок в восстании (шитье одежды, связь, доставка продовольствия в леса, где засели восставшие, и т. п.):
«Не один раз нас застигали дорогой звездные или пасмурные ночи, не раз в синюю предрассветную пору мы проезжали мимо какого-нибудь низенького дома, перед порогом которого рдели на грядках яркие цветы и из которого к нам неслись знакомые голоса, звавшие нас задержаться, отдохнуть… И какие бывали чудные восходы солнца, какие разгорались на небе розовые зори, когда мы, бывало, пили из глиняных кружек пенистое молоко, после ночи, проведенной без сна, в трудах и заботах, пили возле грядок с яркими настурциями и пионами.»
«И только — увы! — наши возы и повозки никогда не останавливались возле крестьянских хат.»
«Хаты эти были заперты для нас — увы!»
«Их запирали от нас разница в религии, в языке и ошибки наших предков — увы! увы!»
«И это была скала, о которую разбился вышедший в открытое, грозное море наш корабль — увы!»
«Скала, возле которой ветер порвал наш прекрасный парус — увы!»
«Скала, откуда после короткого солнечного дня пала на нас ночь — темная, глухая, холодная, неизбывная — увы!»
«Запертая перед нами мужицкая хата была этой скалой — увы! увы! увы!»
«Та же мысль и та же горечь в коротеньком аллегорическом рассказе „Эхо“.»
Дед-белорус, на морщинистом лице, которого время отгравировало страдания и муки трех мужицких поколений, сменивших друг друга на его памяти, представляется писательнице сфинксом, хранящим загадку многовекового прошлого, тяготеющего над настоящим и не забытого народной памятью.