Ты горой пойдешь,
Ты горой пойдешь,
Я — долиной;
Розой ты цветешь,
Розой ты цветешь,
Я — калиной.
Юстина, с широко открытыми глазами, прислушивалась, улыбаясь. А грустный мотив песни широко разливался по широкому полю:
Ты пойдешь тропой,
Ты пойдешь тропой,
Я — кустами;
Освежись водой,
Освежись водой,
Я — слезами.
— Честное слово! — неожиданно и самым густым басом воскликнула Марта, — когда-то и мы с Анзельмом певали эту песню!
Высокий человек на телеге, уже значительно удалившийся от двух женщин, продолжал:
Как богат твой дом,
Как богат твой дом.
Земли — вволю.
Мне же быть ксендзом,
Мне же быть ксендзом,
Век в костеле.
— Уф! — взволновалась Марта. — В песне стоит «будешь госпожою». Старые песни на свой лад переделывает, дурень!
Юстина не слыхала этого замечания. Глаза ее блеснули.
— Чудный голос! — шепнула она.
— Недурной, — ответила Марта. — В их среде попадаются отличные голоса и хорошие певцы… И Анзельм тоже когда-то пел…
Издалека, уже совсем издалека, приплыла еще одна строфа песни:
А когда помрем,
За родным холмом
Нас схоронят,
Как любили мы,
Как дружили мы,
Будут помнить.
Старая дева вдруг остановилась посреди дороги, похожая на высокий столб в соломенной шляпке, стоящий на двух подпорках. В ее волнующейся груди кипели какие-то чувства, может быть, воспоминания о прошлом.
— А ты знаешь конец этой песни? — закричала она. — Конечно, не знаешь! Теперь ее уже никто… кроме них… не поет…
Она раскинула руки и густым, хриплым голосом продекламировала:
Кто придет сюда,
Надпись тот всегда
Прочитает:
Здесь лежит чета,
Здесь их неспроста
Смерть венчает!
— Вот какой конец! — повторила она и зашагала еще более крупными шагами.
Телега, наполненная женщинами, въехала в селение, растянувшееся вдоль края высокой горы, у самого подножия которой протекал Неман, отражавший в своих волнах и лазурь неба, и темный бор.
В корчинской усадьбе на широкой лужайке двора росли высокие и толстые яворы, окруженные густым бордюром бузины, акации, сирени, жасмина и роз. Вокруг старой, но дорогой решетки густою стеной зелени стояли тополи, каштаны и липы, заслоняя деревянные хозяйственные постройки. У пересечения двух дорог, окаймлявших лужайку, стоял низкий деревянный небеленый дом, почти весь заросший плющом, с большою террасой и длинным рядом окон готического стиля. На террасе, между кадками с олеандрами, стояли железные диванчики, стулья и столики. За постройками виднелись верхушки деревьев старого сада, а дальше — противоположный золотистый берег Немана. С некоторых пунктов двора можно было увидать и всю широкую реку, которая в этом месте круто заворачивала за темный бор.