— Куда же я девчонку свою дену, если на место поступлю? Разве в порядочный дом возьмут прислугу с ребенком, да еще с таким ребенком?
И тут же, испугавшись, как бы слов ее не истолковали нелестно для Марцысю, добавляла тише:
— Конечно, она не хуже других детей… может, и лучше… Умница она у меня. Да вот родилась не так, как положено…
В те периоды, когда Эльжбета работала и не ходила по трактирам, Марцыся реже появлялась на улицах города, а если появлялась, то не такая грязная, оборванная и худая, как в другое время. Милостыни не просила и упорно избегала шумных ватаг уличных мальчишек. Но такие периоды проходили, наступали черные недели и месяцы. Мать переставала ходить на работу, а Марцысе, изголодавшейся, стынущей от холода в своих лохмотьях, прикрывавших синяки от побоев, домом служил широкий божий свет, открытый со всех сторон. Опять она бегала за прохожими и тихим голосом просила подаяния, а часто, когда бывала очень голодна, только молча протягивала ручонку, и слезы блестели в ее потускневших глазах. Потом, сидя на мусорной свалке, или где-нибудь у канавы на задворках, или в тесных закоулках таинственных дворов, грызла корку черного хлеба. Ночевала под стенами костелов или под деревом на бульваре. Карнизы костела и ветви деревьев защищали ее от дождя и снега, укрывали своей тенью съежившуюся фигурку от глаз блюстителей порядка.
Впрочем, такие ночевки под костелами и деревьями случались не очень часто: когда взрывы гнева одуревшей от водки матери, одиночество и скука выгоняли Марцысю из холодного и тесного угла, который был ее родительским домом, ей любимейшим прибежищем служили ивы над прудом на дне оврага или крыша хаты, в которой жила старая Вежбова, тетка Владка.
С Владком Марцыся была знакома с тех пор, как себя помнила. Эльжбета часто захаживала к Вежбовой. Старуха кормилась тем, что подыскивала богатым людям прислугу, а беднякам ссужала деньги под залог и проценты. При ее помощи Эльжбета находила работу, а после очередного запоя закладывала ей свое последнее, еще не пропитое тряпье и, получая за него гроши, при этом брала на себя обязательства настолько тяжелые, что они лишали ее всякой надежды выкарабкаться из нужды.
Когда Марцыся была еще совсем маленькая, Эльжбета приходила к Вежбовой с дочуркой на руках и, входя в дом для длительных и часто весьма бурных переговоров, оставляла ее за порогом. Случалось, что Марцыся, не удержавшись на скользкой траве или подмерзшей грязи, скатывалась по крутому склону оврага и падала в зеленоватую воду пруда. Прудок был стоячий и у берега мелкий, но ребенок, оглушенный падением, от испуга и боли терял сознание. Спасал ее всегда Владек. Он мигом, несколькими скачками, сбегал на дно оврага, входил в воду по щиколотку, а иногда и по колена и брал девочку на руки. Для того чтобы она поскорее обсохла и пришла в себя, он сажал ее, как в кресло, в развилину между двумя толстыми и кривыми сучьями прибрежной ивы. Тут ее пригревало солнышко и сушил ветер. А для того чтобы она не упала с дерева, Владек, забравшись на сук повыше, придерживал ее за ворот холщовой рубашонки, а позднее и за волосы, когда они у нее уже достаточно отросли и стали густые. Очнувшись, Марцыся обнаруживала, что она сидит на дереве, и приходила в такой восторг, что, забыв о пережитой катастрофе, заливалась громким смехом. Владка она никогда не боялась, потому что он, глядя на нее, и сам хохотал так же весело.