— Какая ты смешная! — говорил он. — Катишься в овраг, как мячик, — и бух в воду! Если бы не я, осталась бы ты в пруду и съели бы тебя лягушки!
При этом страшном предположении Марцыся широко раскрывала глаза и спрашивала:
— А де лягуски?
Она тогда еще едва умела говорить, и Владек, который был тремя годами старше и накопил уже немалый запас житейского опыта, помирал со смеху, слушая ее забавный лепет, нежный, как щебетанье птицы. Он передразнивал ее:
— «Де лягуски»! Ты что, никогда еще лягушек не видала? Вот сейчас покажу их тебе.
Он снимал ее с дерева и шел по берегу пруда, чтобы показать ей зеленых лягушек, которых там была тьма-тьмущая. Он ходил всегда босиком, в грубой полотняном рубахе и таких же штанах, а малышка, тоже босая, в раскрытой на груди, еще мокрой рубашонке семенила за ним по траве, которая буйно росла на сырой земле и местами доходила Владку до колеи, а Марцысе до плеч.
Не всегда они охотились на лягушек. Порой Владек, сидя с ней на дереве, показывал ей отысканные им раньше птичьи гнезда, и оба, нагнувшись над качавшейся пониже веткой, разинув рты и затаив дыхание, наблюдали, как птенчики высовывают взъерошенные головки из гнезда в ожидании, когда прилетит мать. Когда она прилетала, дети не решались даже самым тихим шепотом сказать об этом друг другу и только подталкивали локтем один другого да пальцем указывали на гнездо, а лица их сияли неописуемой радостью.
Иногда они забирались в чащу кустарника, который рос на берегу пруда, рвали мелкий, одичавший крыжовник и тут же съедали его или изо всех сил трясли кусты барбариса, а с них на головы и плечи детей и под ноги им сыпался дождь коралловых ягод.
Так они развлекались до тех пор, пока наверху не слышался голос Эльжбеты, тревожно и нетерпеливо звавшей Марцысю. Девочка торопливо бежала на зов… Когда ее усилия вскарабкаться по склону оврага оказывались тщетными, Владек брал ее на руки и большими скачками поднимался наверх, неся ее, счастливую, весело смеющуюся.
Эльжбета чаще всего выходила от старухи заплаканная, а то и полупьяная (говорили, что Вежбова спаивает своих клиенток, чтобы легче было их обирать). Увидев Марцысю, она так сердито вырывала ее из рук Владка, что смех девочки тотчас переходил в рев. И пока Эльжбета с гневным ворчанием, угрюмо опустив глаза, шла по тропке вниз в предместье, девочка все оглядывалась, ища Владка полными слез глазами. А он обычно стоял у тропы до тех пор, пока мать с дочкой не скрывались из виду, и, чтобы развеселить Марцысю, прыгал, кувыркался, гримасничал так, что она опять начинала громко смеяться. Иногда он бросал ей вслед сорванные в овраге охапки барбарисовых веток, а Марцыся протягивала к ним ручки и, перегибаясь вся через плечо матери, подпрыгивала так, словно хотела вспорхнуть и полететь к нему.