Том 5. Рассказы 1860–1880 гг. (Ожешко) - страница 104

Владек поднял голову.

— Вот и день уже! — сказал он. — Гляди, там, далеко, солнце вышло из леса.

— Разве солнце выходит из леса? — спросила Марцыся.

— Ну да, — авторитетным тоном ответил Владек. — Там, против города, далеко за полями, есть такой лес, из него каждый день солнце выходит.

— А потом что?

— Потом? Не видишь разве? Светит на небе.

— А потом?

— Потом… ну, заходит за дома… и прячется. А когда спрячется, тогда ночь.

Девочка задумалась и немного погодя опять спросила:

— А ты знаешь, куда оно уходит?

— Кто? Солнце? Куда же ему идти? Под землю прячется и засыпает.

— Ага! — не унималась Марцыся, и в голосе ее уже звучало торжество. — А ты знаешь, как оно спит?

— Как же ему спать? — Обыкновенно… Глаза закроет и спит.

— А вот и неправда! Ничего ты не знаешь! — Марцыся ударила кулачком по ладони. — Солнце спит в большой такой красной колыбели, а у колыбели сидит море и всю ночь ее качает, чтобы солнце спало крепко. А вокруг лежат звезды, но не спят, потому что им надо караулить, чтобы не прилетел тот змей, что скачет верхом на ветре, и не сожрал солнце. Потому что, если, змей проглотит солнце, никогда не будет больше дня, и рожь не будет расти, и звери все передохнут, а люди в потемках съедят друг друга.

Владек слушал, глядя на нее с удивлением и восхищением.

— Откуда ты все это знаешь?

— Мать рассказала. Она мне иногда рассказывает такие хорошие сказки!

— Ага! — сказал Владек, подумав. — Значит, это сказки!

И добавил, вставая:

— Ну, пойдем в город!

Марцыся так и заплясала от радости.

Они отправились. Когда вошли на мост через реку, которая отделяла предместье от города, Марцыся сильно струхнула. На мосту была толчея — множество пешеходов, и лошадей, и телег. Все шли и ехали на базар. Владек вел Марцысю за руку и по дороге объяснял ей все, что для нее было ново, а ему давно знакомо.

— Вот, — говорил он, — это река, а там — лодки, они перевозят людей с одного берега на другой. А вот челноки плывут — в них рыбаки рыбу удят… Ничего, не бойся, лошадь не укусит… А тот мужик кричит не на тебя…

Вдруг он весело захохотал и остановился.

— Ай да Франек! Ну и ловкач! Стянул у мужика с воза сыр и дал тягу!.. А мужик не знает, куда сыр девался, орет… Эх, был бы я такой, как Франек, так тоже мог бы стянуть что-нибудь… Но мне не достать еще рукой так высоко…

Он зашагал дальше, таща за собой Марцысю. На ходу бормотал, разговаривая скорее сам с собой, чем с ней:

— И везет же Франку! Такой большущий сыр! Пусть только я немного подрасту — так и я сумею…

Марцыся, онемев от восхищения, указывала на что-то пальцем. Владек с трудом понял, что ее привело в такой восторг: на другом конце моста, у выхода в город, стоял лоток с баранками, булками и черным хлебом. Дети хотя и съели час тому назад по куску хлеба, но теперь, при виде разложенных на лотке заманчивых вещей, почувствовали, что очень голодны. Остановились перед лотком, не сводя глаз с булок, так сильно дразнивших аппетит, что у Владка даже губы дрожали, а большие глаза Марцыси налились слезами. У лотка сидела торговка и, как Аргус, стерегла свой товар от толпы, которая бурной волной наплывала с моста: в толпе шныряли босые, оборванные мальчишки, хитрые и увертливые, и худые, растрепанные девчонки, жадно высматривавшие что-то вокруг себя голодными и печальными глазами.