— Как можно! — возразила гадалка. — Я же ей еще перед отъездом нагадала, что обязательно вернется…
Растрепанная девица пробурчала:
— Ну, вернулась, а что ей толку от этого? С чем ушла, с тем и пришла!
Молочница вздыхала:
— Грешников господь бог не милует — это для того, чтобы они опомнились.
Один из мужчин захохотал:
— Только тогда и опомнишься, когда стакан водочки выдуешь!
Бледная женщина в отрепьях смотрела на окружающих затуманенным взглядом, с умиленной улыбкой на губах. Она была уже сильно пьяна и не вполне сознавала, что ей говорят.
— Да, вот и вернулась. Вернулась! — начала она. — К моей Марцысе, к доченьке моей… К моему родному дитятку… Чтобы перед смертью ее еще раз увидать!..
— Нечего сказать, обрадуется дочка такой матери! — пробормотала взлохмаченная девица.
Эльжбета сунула руку в карман рваной юбки и, достав оттуда грязную тряпицу, принялась дрожащими пальцами развязывать узелок. Развязала — и бросила на стол несколько медяков.
— Матуля, благодетельница вы моя! — обратилась она к Вежбовой. — Устройте нам праздник, зажгите капельку спирта… старое вспомянуть… лучшие времена…
Она мутным взглядом обвела всю комнату и затянула визгливо, с трудом выговаривая слова заплетающимся языком:
Ой, счастье, счастье, где ж ты сгинуло?
В огне сгорело иль в воду кануло?
Вежбова подержала на ладони брошенные ей медяки.
— Что на такие гроши сделаешь? — сказала она, косясь на гостей.
Те полезли в карманы, и на стол посыпались медные и серебряные монеты.
Через несколько минут на столе появился медный котелок, из него взлетело голубое пламя. Шаря где-то за печью в поисках сахара, Вежбова зажгла лучину и воткнула ее в щель в стене. Комната вся осветилась красным и синим огнем, в руках Вежбовой забренчали жестяные стопки. Растрепанная девица, обняв одного из мужчин, нагнулась над котелком, а гадалка и молочница удерживали за юбку и платок Эльжбету, которая вырывалась и кричала:
— Пойду, пойду ее искать, Марцысю мою… доню мою милую… Не ожидала я, что ее не застану! Скорее я смерти своей ожидала, чем того, что глаза мои ее не увидят…
Она нагнулась к Вежбовой и пыталась поцеловать у нее руку.
— Милая вы моя! Мать родная! — говорила она слезливо. — Благодетельница! Скажите же мне, где Марцыся? Где мое дитя, что я оставила на ваше материнское попечение? Я, бедная, пропащая женщина, пошла в люди, чтобы для нее счастливую долю заработать!
И опять, еще визгливее и пронзительнее, чем прежде, завыла:
Ой, счастье мое, счастье, где ж ты сгинуло?
В огне ли сгорело, или…
В эту минуту с треском распахнулась дверь, на пороге появилась Марцыся и закричала: