Том 5. Рассказы 1860–1880 гг. (Ожешко) - страница 45

Злотка с досадой махнула рукой.

— Что за польза от этих денег? Сколько вы можете оставить? Хорошо, я буду кормить ее, пока денег хватит… а что потом?

— Что же я могу сделать? — прошептала Янина. — Я ведь вернусь… как только соберу немного денег, я сейчас же вернусь… А пока… милая моя… вы женщина старая, почтенная… у вас дети и внуки…

Голос ее прервался, она смотрела на Злотку, с мольбой сложив руки.

— Чем же я могу помочь? — спросила Злотка, пожимая плечами. — Мне, конечно, жаль ее, но я еврейка, а она христианское дитя… к себе я ее взять не могу… а если нельзя взять ее к себе, то какая от меня польза?

— Присматривайте за ней, покормите иногда, совет дайте или наставление…

— Ну-ну! — ответила Злотка и махнула рукой.

Янина ушла в город и вернулась только в сумерки; ее с нетерпением ожидала Юлианка. Девочка с радостным криком бросилась к ней, на шею, обнимала, осыпала поцелуями руки: Юлианка научилась уже выражать любовь. Янина, не вымолвив ни слова, направилась к диванчику, на котором они обычно проводили вечера. Юлианка шла за ней, без умолку болтая. Она с гордостью сообщила, что целый день напролет учила урок и уже хорошо знает рассказ о бедной девочке Еленке и ее верной собачке. Трудно было понять, слышит ли женщина щебет девочки. Лицо ее в сумерках казалось белее мрамора. Она была нема, как стена. Темнота в комнате сгущалась.

— Зажечь лампу? — спросила Юлианка. — Я умею.

Вместо ответа Янина притянула ее к себе и усадила на колени.

— Юлианка, — глухо сказала она.

— Что? — весело отозвалась девочка.

— Слушай меня, Юлианка; я буду говорить с тобой о вещах серьезных и грустных…

Девочка сразу стала серьезной, и даже в полумраке можно было различить ее блестящие внимательные глаза, устремленные на бледное лицо женщины.

— Я буду говорить с тобой о твоей матери, — прошептала Янина.

— О моей матери? — изумленно переспросила Юлианка.

Янина продолжала глухим, сдавленным голосом:

— Твоя мать бесконечно несчастна. Она не злая… Нет, нет! Есть у нее и сердце и совесть, как у других женщин… Но раз в жизни она совершила грех… и на плечи ее свалилась такая огромная тяжесть, что не хватило сил нести ее… Помни, Юлианка, мать твоя не злая, не бесчувственная, она только бесконечно несчастная и очень слабая… Помни об этом и никогда… не питай ненависти к матери, не осуждай ее! Пожалей ее… и если люди будут ее осуждать, отвечай: «Она хотела сделать, как можно лучше… но не могла… не хватило сил!»

Юлианка слушала, хоть не все ей было понятно. Но этот шепот, прерывавшийся вздохами, всколыхнул ее душу. После минутного молчания, во время которого слышно было только тяжелое дыхание женщины, детский голос спросил: