Отчего в этом замке нет магических ламп? — вынуждена была задаться вопросом Синди, невольно испытывая давно засевший в ней страх темноты. Ей казалось, будто тени вокруг знают о её страхе и тянутся к ней, дразнят её и что-то шепчут, смеются. — Глупости! Здесь ведь вампир! Здесь мне ничего не может угрожать.
Храбро взяв себя в руки и гордо вскинув подбородок, девушка вскоре остановилась перед резными, отливающие золотом двери. Дворецкий без слов распахнул их и чуть поклонился, приглашая. Большой зал, скрывающий свои границы в темноте, умело приковывал всё внимание лишь в самый центр. Туда, где за недлинным столом, накрытым белоснежной скатертью и освещаемым лишь парочкой свечей в подсвечниках, Синдию ждал он — её вампир.
Девушка, будто во сне, тут же шагнула вперёд. Взгляд мужчины, полыхающий пламенем свечей, устремился на вошедшую, и уголок жестоких губ дрогнул и поднялся. Двери в обеденный зал неслышно закрылись.
— Добро пожаловать в свой плен, Синдия Вернет.
Такое приветствие весьма удивило молодую магиню, однако та не подала вида, присев в легком реверансе.
— Рада была принять ваше приглашение, — без тени лжи призналась Синди, и вампир криво улыбнулся. Девушка выпрямилась.
— Прошу к столу.
Стараясь держаться достойно и смело, Синдия неспешно, но уверенно подошла к своему месту. Никто не предлагал ей помощь, и она села самостоятельно. Вампир улыбался, не отводя взгляда от столь отважной гостьи.
— Как вам мой замок?
Уложив на колени белую, без украшений салфетку, Синди подняла глаза. Внутри неё всё трепетало, сердце колотилось, не зная покоя, а руки едва заметно подрагивали. Она была с ним одна, совсем одна и так близко.
— Впечатляет. Однако, уверена, при свете дня он выглядит ещё более величественно.
— Без сомнений, — не стал отрицать изящество своего имения Сентьон, поднимая и бессловесно предлагая взять бокал вина и собеседнице. — Но лишь по вечерам возможно в полной мере ощутить всю прелесть и загадочность этого места. Или, может, вы не разделяете моих вкусов? Может, вам нравятся более, — он сделал паузу, словно нарочно долго не мог подобрать более приемлемого определения, а после растянуто, и будто через силу, добавил: — милые жилища?
Синди едва сдержалась, чтобы не скривиться от негодования и возмущения. Её мечта, даже её мечта, судила о ней предвзято из-за внешности, из-за лица, детскую невинность которого она никак не могла изменить. Она не выносила подобного, не могла терпеть, когда с ней обращались, как с глупым, непорочным ребёнком, но не смела позволить вырваться гневу наружу. Не при нём. Не сейчас.