Иерусалим-сити (Палий) - страница 2
На сотню верст вокруг не было души живой. Деревушка эта в три постоялых двора спряталась в лесочке махоньком, березовом. Сколько весен и зим она тут стояла, никто и не помнил, да и кому было помнить - кривой бабке Агафье девяноста лет от роду или деду Прохору, что через колодец прыгал от сумасбродства? - Да шо ж ты творишь, окаянный! - кричала на него бабка. - Убьесси! Убьесси! - Я знаю, едрить-налево, как нады! Не учи, старая! - отвечал он и сызнова сигал через мелкий колодец, растопыривая ноги. - Э-эх-ти! Петухи расхаживали по деревушке, гуси швыряли грязь дорожную клювом в разные стороны, и тощий бычок по кличке Коробейник целыми днями напролет упорно пытался повалить самую старую березу, лениво разбегаясь и бодая ствол потрескавшимися рогами. Да никак не мог он ее завалить, хоть и была она почти что сгнившая изнутри. А зима наступит - так тут и вообще деревушку заметает снегом по самые трубы крохотных домишек. И одни эти трубы только пыхтят над бескрайними сугробами... Каждое воскресенье бабка Агафья с дедом Прохором да с остальными немногочисленными односельчанами ходили исправно на службу в часовенку, которая находилась неподалеку, на уютной опушке. Там служил дьякон один, имени которого никто даже и не ведал. Старенький-престаренький, щупленький такой дьяконичишка. Молебен служит за здравие или за упокой чего-нибудь поет своим голоском дрожащим - да все улыбается. Чего улыбается непонятно. Все есть, как есть, да была одна странность в дьяконичишке в этом: как кто пригласит его в гости, настоечкой грушевой напоит, так он и начинает истории небывалые рассказывать про черт-те что - леший и тот не разберет. Такую, бывает, околесицу несусветную нести станет, что сельчане знай только за животы хватаются да по полу катаются. И ежели кому надо повеселиться, или праздник какой, то тут никак без дьякона не обходится...
Вот и все. "И сам не приму! И все издательства церковные оповещу, чтоб не принимали ересь подобную! Подкаблучник дьяволов!" - звенели в его ушах слова архиерея "Кармады", когда он, бледный, вышел на улицу. Прошагав машинально сотню метров, он остановился напротив ресторана "Ноев ковчег" и поднял глаза к небу. Безоблачная высь непроницаемой голубизной висела над ним. Еще очень-очень далекой. "Что же там? Неужели - Бог?" подумал он, и тут же какой-то широкоплечий монах чуть не сбил его с ног. - Чего уставился? Ангелов считаешь, что ли? - оглянувшись, насмешливо спросил монах. "Нет, я не считаю ангелов. Я хочу увидеть звезды! Настоящие, живые, огненные звезды! Увидеть их такими, какие они есть на самом деле, а не через это стеклянное божественное небо", - подумал он вдруг и устало опустил глаза. На богато отделанной двери ресторана было написано золотым тиснением: "пост с 12.30 до 13.30". Часы на высокой колокольне "Святого Свята" пробили два, и он вошел внутрь "Ноева ковчега", повинуясь какому-то отчаянному порыву. Там он, не сделав и двух шагов, резко развернулся и вышел обратно. Теперь он знал, куда идти. Знал, как проверить свои надежды... Черный поток улицы несся, в нем то и дело образовывались завихрения, его капли проникали в дома, храмы, соборы, молельни, церкви, струйки его текли вверх по лестницам и впадали в маленькие лужицы семей. Это был Иерусалим-Сити - город мечты любого провинциала. Он зашел в казино, купил фишек на все деньги и, не раздумывая, присел возле рулетки. Крупье - молоденький семинарист - быстро двигал руками, принимая ставки, отдавая выигрыши, как-то хитро закручивал шарик. И здесь черные брызги бурлили, омывая разум, не давая сосредоточиться и еще раз все обдумать. "Небо и Бог. Общий Бог. Один для всех... И столько много звезд! Разве это равноценно? Я не знаю. Что из этого достойно быть истиной?" - размышлял он, искоса поглядывая на человека, сидящего рядом. Этот мужчина, нахмурившись, следил за шариком, бегающим по кругу с цифрами. Перед ним также возвышались столбики разноцветных фишек, приобретенных на большую сумму. Через несколько кругов они, не смотря друг на друга, подвинули все свои фишки на "красное". Их руки столкнулись, и лишь тогда их взгляды пересеклись. Смущенно улыбнувшись, первый отодвинул свою ставку, потому что такое количество фишек не умещалось на одном поле стола. Но второй уверенно взял его фишки и поставил на свои сверху. На "красном" оказались очень внушительные столбцы, а на "черное" накидали всякой мелочи остальные игроки. Шарик тронулся в свое путешествие. Лишь по кругу мог он двигаться, лишь по кругу, ведь бортик рулетки не выпускал его за пределы этой орбиты. А исчезни этот бортик... Иерусалим-Сити вздымал свои черные цунами одухотворенных Верой граждан к небесам и с огромной высоты опускал их снова на землю, разбивая о золотые купола церквей. Черными порывами сам ветер носился из стороны в сторону, развевая черные рясы... - Черное, - произнес приговор семинарист-крупье и радостно сгреб очень внушительную кучу фишек. Но они смотрели не на фишки. Они до последнего следили за шариком - этим кругленьким телом, движущимся по своему пути, пока крутится колесо рулетки. И безвольно скатывающимся в случайную ячейку, как только оно остановится. Они оба зачарованно смотрели на шарик, и в глазах их загорался огонь веры. Отличной от Веры. - Тоже проигрались? - спросил один другого. - Да, но не совсем... - Давайте тогда знакомиться. Николай. Второй улыбнулся и, протянув руку, сказал: - Джордано.