Из Синего Морца только Илью Лихачева с пришлым Тимофеем Ляпаев не пустил на Золотую яму — за то, что Илья не пошел к нему в неводные рабочие. И рыбу от них Резепу наказал не покупать.
Крепкожилин Илью склонил на свою сторону. А Илье что оставалось делать — согласился. И маячненские ловцы на Крепкожилинский промысел сговорились продавать улов — ближе им. Они на казенных водах работают и от Ляпаева независимы.
Уговор этот успокоил Дмитрия Самсоныча: хватит, в богатую путину и не обработать всю рыбу — ни денег, ни рабочих рук не напасешься. Насчет денег вышла удача — кредит в городе дали. Банки — они в пустые руки копейки не выдадут, а под промысел — пожалуйста. Обладилось, одним словом. При найме цену поденную установил, что и Ляпаев, — меньше нельзя, а больше не положено. Зачем копейку выкидывать, коль пришлые табунились неделю целую — любого выбирай, как коней на ярмарке.
Все вроде бы ладно. Но томление в душе не проходит, хуже того — растет. Поначалу будто жжение внутри началось, Дмитрий Самсоныч не понял даже, что это и отчего. Но скорбь ширилась, и вскоре он понял причину тому.
Сын. Андрей. От него душевное страдание.
Непутевый какой-то он, несговорчивый, все наперекосяк у него. Другой порадовался бы приобретению, а он — будто сторонний человек в семье, недруг будто. Понимает Дмитрий Самсоныч умом, что не всякую душу бог озаряет. И Андрея, видно, господь стороной обошел. Но от этого понимания не легче. А известно: коль в доме разлад — то и делу не рад.
Вот в таком состоянии и живет Крепкожилин-старший последние дни. Путина на носу, первую подледную воблу уже скупил с тыщу пудов, в засол пустил. Радоваться бы только! Но каждый раз мысли старика о меньшом не дают покоя.
А тут ляпаевские слова из головы не выходят — про Глафирку. Девка приданница и с лица хороша — чего еще от добра добро искать.
И решил Дмитрий Самсоныч укоротить свой норов, как мужик с мужиком потолковать с сыном. Не убудет, хоть и неприятно ему, отцу, склонять голову перед сыном. Что тут поделаешь: долг родительский — наставить неразумного.
Укрепившись в этой мысли, однажды Дмитрий Самсоныч не заторопился на промысел и Андрея попросил не уходить. Спокойно этак попросил и тем озадачил его.
— Мать, оставь-ка нас, — сказал старик, — займись чем на дворе.
Меланья настороженно посмотрела на него, встревожилась, но лицо мужа было на редкость спокойным, да и слова произносил он ровно — будто к молитве готовился. И она вышла успокоенная.
— Садись-ка вот сюда, — старик кивком головы указал на скамью через стол, — садись-садись. Нечего нам кукситься друг на дружку. Не супротивники мы с тобой, а отец с сыном. Ближе некуда. Али не прав я?