Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций (Солнцев) - страница 4

— Да, да, мы поняли! — восклицают студентки. — Спасибо, Алексей Александрович! — И, веселясь, толкая друг дружку в спину, бегут на гору, к белым колоннам университета, теряющимся средь белоствольных берез. И уже издалека, с надеждой: — В органный зал сегодня пойдете?

Он озабоченно мотает головой. Нет, у него сегодня совсем нет времени. Конечно, он любит музыку, может быть, даже чрезмерно, и об этом все знают. Мать до сих пор вспоминает: когда он учился в третьем классе, хоронили соседа по коммуналке. Мальчик вышел на улицу, прямо у подъезда грянул-заревел духовой оркестр, и Алеша упал в обморок… А когда Алексей уже студентом стал ходить в театр оперы… если певица на сцене, волнуясь и бледнея, решалась на высокую ноту (это же всегда видно, нет чтобы сползти октавой вниз!) и все-таки выдавала петуха, он, треща пальцами сцепленных рук, не досиживал до антракта, убегал домой… И вообще музыка его истязает, сладостно, но истязает.

Сегодня, конечно, он не пойдет ни на какой концерт. И вовсе не потому, что нет времени. Он и работать толком не сможет. Глаза не глядят на мир, губы не слушаются… И студентки, возможно, это поняли…

Ссора в его собственном доме случилась ни с того, ни с сего, и была совершенно глупой. Полуслепая, маленькая его мать, Ангелина Прокопьевна, со смутной полуулыбкой проходя по комнате, шаркая ногами в мягких тапочках (Броня в это время ушла на кухню, наливала из-под крана холодную воду в чашечку), нечаянно поддела провод удлинителя, утюг на гладильной доске дернулся и соскользнул на пол — слышно было, как от удара хрустнул паркет.

— Что? Что там?! Ах, что ты наделала?! — возопила невестка, швыряя чашку в раковину и бросаясь к утюгу. — Мой «Филипс»! Ах!

Она прыгала на месте с утюгом, тыча пальцем в верхнюю его часть Алексей Александрович увидел, что пластмассовая пуговка с цифрами слетела, укатилась в угол.

— Да я налажу, — пробормотал он, подбирая головку регулятора, и верно — белая пуговка со щелчком встала на место. Правда, краешек откололся, чернеет, как маленький полумесяц, но разве это столь уж важно?

— Это невозможно наладить! — стонала Броня, а тут еще она заметила, что и на полу беда — рухнув на паркет, утюг расколол одну из дощечек, половинка выскочила из гнезда, встала торчком. — Паркет! — присев, продолжала вопить жена. — Она нарочно!.. Видишь, она усмехается?..

— Да нет же, она, как любой слепой… или почти слепой… невольная улыбка…

— Невольная! Вчера «Шанель» в ванной разбила! А они в самом углу на полочке стояли. Это ж надо было постараться! Она нарочно!