Роковой портрет (Беннетт) - страница 2

он именовал и себя (будучи достаточно самокритичным, он находил забавным, что это слово означает также «глупец»). Остальные подрезали целомудренные кусты розмарина или подвязывали деревья шпалер, украшавшие сад и похожие на отощавших узников. Их груши, яблоки, абрикосы и сливы — плоды нашего будущего летнего счастья — только готовились к рождению и пока представляли собой лишь почки и завязи, уязвимые для поздних морозов.

Взоры всех притягивали сад и река за воротами. Не наш отрезок с бурным течением, о котором местные говорили, будто вода здесь танцует под звуки затонувших скрипок, и где, как все знали, очень трудно пройти на лодке и причалить; не маленькие лодки, на которых деревенские жители выходили за лососем, карпом и окунем; не пологий дальний берег с тянущимися по нему до холмов лесами Суррея с дикими утками и другими водоплавающими Клапема и Сиденема. Нет, все смотрели на реку с любимого отцом высокого плато, откуда открывался прекрасный вид на Лондон — его островерхие крыши, дым, церковные шпили, — где жили и мы до того, как стали богатыми и влиятельными. Без этой панорамы отец, почти так же как и я, не мог прожить и дня.

Сначала появились Маргарита и Уилл Ропер. Под ручку, нарядные, торжественные, женатые, ученые, скромные, красивые и счастливые, они показались мне в то морозное утро невыносимо самодовольными. Старшей дочери Мора и моей сводной сестре Маргарите исполнилось двадцать два года, как и ее мужу (на год больше, чем мне); но они уже настолько обвыклись в своем совместном счастье, что забыли, каково быть одному. Затем Цецилия со своим мужем Джайлзом Хероном и Елизавета, тоже со своим мужем, Уильямом Донси. Все они моложе меня — Елизавете всего восемнадцать, — и все улыбались от тайной радости новобрачных, а также более дозволенной радости людей, счастливо заключивших брак с человеком, любимым с детства, видевших, как карьера мужа при дворе движется семимильными шагами, и предвкушавших прекрасное будущее. Затем дед, старый сэр Джон Мор, важный и торжественный в подбитой мехом накидке (он уже достиг того возраста, когда даже прохладный весенний воздух причиняет беспокойство). Потом молодой Джон, самый младший из четверых детей Мора. Он дрожал от холода в нижней рубашке и, пристально всматриваясь в водную гладь, механически обрывал с розового куста листья и сворачивал их в тончайшие трубочки, пока госпожа Алиса не выбранила его как следует за то, что он губит кустарник, и не отослала потеплее одеться. Затем Анна Крисейкр, еще одна воспитанница, как и я. Она обладала досадным свойством производить впечатление наивной хорошенькой девочки. Я-то хорошо понимала, зачем убранное богатой вышивкой пятнадцатилетнее существо порхает вокруг Джона, но не видела никакой необходимости во всех этих укутываниях длинных конечностей, в нежном мелодичном мурлыканье, в тонких улыбках на милом лице, хотя в присутствии Джона она держалась так всегда. Это бросалось в глаза. Покойные родители оставили ей деньги, поместья, и отец хотел женить на ней Джона прямо в день ее совершеннолетия. Иначе какой же смысл растить богатую воспитанницу? Из всех нас он, кажется, только меня забыл выдать замуж, но, правда, я на несколько лет старше его единственного сына. Анна Крисейкр старалась зря. Ведь Джон и так смотрел на нее как преданный нес и, хоть и не отличался большим умом, все-таки понимал, что полюбил ее на всю жизнь.