Я проснулась счастливая, как деревенская девчонка. Чистый утренний свет падал в окно, на улице кто-то насвистывал. Я выглянула в окно и увидела под шелковицей мастера Ганса. Рядом с ним стояли корзины. Наверное, он уже видел хлеб, сыр и бутылки с элем, которые я попросила у Маргариты. При желании мы сможем пробыть там целый день.
— Уже иду! — крикнула я, и радость вспыхнула на его поднятом кверху лице.
Я вприпрыжку побежала к нему по лестнице. С мастером Гансом все так просто, так ясно. Мне хотелось побыть наедине с другом, болтая обо всем, что только взбредет в голову.
По-августовски жаркий день, казалось, никогда не начнется. Ни ветерка, только сонное жужжание насекомых и птичье пение. Тени еще оставались длинными, Мег и мастер Ганс еще робели. Они шли по росистой траве и собирали сбитые ветром яблоки. Многие оказались подпорченными и червивыми, бока, которыми они лежали на земле, потемнели. Большими сильными руками Гольбейн начал пригибать ветви и стряхивать спелые плоды. Он чувствовал ее взгляд, кряхтел от усилий, а вокруг падали яблоки.
— Яблочный дождь! — воскликнула она совсем по-детски, игриво, такого он за ней не помнил; а когда на нее упало яблоко, возмущенно вскрикнула: — Ого!
Он, запыхавшись, остановился и засмеялся, радостно глядя, как она трет голову. Мег присела на корточки, сняла башмаки, подоткнула юбки и забралась на дерево. Он смотрел на ее голые ступни на нижней ветке и был счастлив. Теперь яблочный дождь посыпался на него, и ему пришлось прикрыть голову.
— Вот вам! — шутливо крикнула она, когда он побежал собирать упавшие плоды.
Он мог бы идти так целый день, но они наполнили корзины всего за час, солнце еще даже не добралось до зенита. Он с сомнением посмотрел на нее. Неужели она сейчас скажет, что нужно возвращаться? Но Мег улыбнулась.
— Может, поедим? — спросила она.
Сидя на пахучей траве, она нарезала сыр и подала ему пиво. Гольбейн, прихлебывая его большими глотками прямо из бутылки, принялся рассказывать ей о Базеле, где верх взяли протестанты.
— Они оказались фанатиками и бездельниками. — Принявшись за третий большой ломоть хлеба с сыром, он заметил — она смотрит на него из-под ресниц.
— С вами так легко, мастер Ганс. — Может, она над ним смеется, подумал Гольбейн, смутился и положил хлеб на траву. Может, он слишком жадно ест? — Не смущайтесь. — Она обняла колени руками. Из-под юбки торчали пальцы ног. — Я говорю серьезно. Вы даете людям счастье. Посмотрите на отца. Он просто… — Она опустила глаза и, подыскивая нужное слово, повозила ногами по траве. — Он так ободрился с вами, даже помолодел. Он совсем не такой, как с нами, понимаете? Мне кажется, вы родственные души.