«Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота». После такой угрозы пришлось-таки императрице-матери расстаться с драгоценностями, и, насколько мне было ведомо, всё содержимое coffret Александра Феодоровна привезла в Москву, дабы на многочисленных балах, приёмах, церемониях предстать перед подданными и чужеземными посланцами во всем блеске. Нужно было срочно добраться до Георгия Александровича.
* * *
Перед тем, как перебежать от ландо Марии Феодоровны к конной группе великих князей, мне пришлось задержаться, ибо шествие как раз вступило на Триумфальную площадь и мой манёвр слишком бы бросился в глаза. Часы показывали уже половину второго. Времени оставалось всё меньше.
Удобный случай представился, когда в небо с крыши большого дома на углу Тверской взвились ракеты, оставляя за собой шлейфы разноцветного дыма. Публика, как по команде, задрала головы вверх и восторженно загудела, а я быстро пересёк открытое пространство и спрятался меж конских крупов. Согласно церемониалу, каждую из лошадей, на которых восседали их высочества, вёл под уздцы кто-то из придворных кавалеров. Я увидел Павла Георгиевича, с тоской во взоре и голубовато-зелёным оттенком лица; рядом вышагивал бодрый и румяный Эндлунг.
– Афанасий, – жалобно позвал меня его высочество. – Мочи нет. Добудь рассольчику. Ей-богу, сейчас вытошнит…
– Потерпите, ваше высочество, – сказал я. – Скоро уже Кремль.
И стал протискиваться дальше. На меня недоуменно покосился какой-то чинный господин, судя по красным выпушкам на обшлагах и пуговицах с охотничьими рожками, из егермейстеров, которых в новое царствование расплодилось столько, что всех не упомнишь.
Трое дядьев его величества образовывали первый ряд великокняжеского кортежа. Я пробрался к рыжему текинцу Георгия Александровича, взял его под уздцы (так что теперь нас, подуздных, оказалось двое – я и шталмейстер граф Антон Аполлонович Опраксин) и молча сунул его высочеству письмо от Линда.
Увидев локон, Георгий Александрович переменился в лице. Быстро пробежал глазами строчки, тронул текинца шпорами в поджарые бока и стал медленно догонять одинокую фигуру государя. Граф в ужасе выпустил уздечку. Я тоже.
Можно было не сомневаться, что теперь в международной политике разразится настоящая буря. То-то нынче полетят шифрованные депеши иностранным дворам и правительствам: генерал-адмирал Георгий Александрович демонстрирует своё особенное положение при царе и, вероятно, отныне может считаться самой влиятельной персоной Российской империи. Пускай. Не до того.