Сомов! Ах, как нехорошо.
Мой помощник взирал на меня с неописуемым изумлением. Получилось вдвойне скверно, потому что не далее как утром я устроил ему разнос за нескромность – проходя перед завтраком по коридору, застал его выходящим из комнаты мадемуазель Деклик, где ему совершенно нечего было делать. На мой строгий вопрос, Сомов, покраснев, признался, что по утрам самостоятельно изучает французский язык и просил гувернантку объяснить ему трудное место из грамматики. Я на это выговорил ему, что, хоть и поощряю изучение персоналом иностранных языков, однако же мадемуазель Деклик нанята для обучения его высочества, а не прислуги. Мне показалось, что Сомов надулся, хотя перечить, конечно, не посмел. И вот такой конфуз!
– Дверные ручки и замочные скважины начищены не лучшим образом, – сказал я, скрыв, замешательство. – Вот, полюбуйтесь сами.
Я присел на корточки, подышал на медную ручку, и на её затуманившейся поверхности, слава богу, проступили следы пальцев.
– Но достаточно постояльцу один раз взяться за ручку, и останется отпечаток. Афанасий Степанович, ведь этаких пустяков никто и не разглядит!
– В нашем деле, Корней Селифанович, пустяков не бывает. Вот что вам следовало бы хорошенько уяснить ещё прежде того, как вы освоите французский, – с несколько чрезмерной, но оправданной обстоятельствами суровостью произнёс я. – Извольте-ка пройти по всем дверям и проверить. Начните с верхних этажей.
Когда он удалился, я вновь припал к скважине, но в комнате уже было пусто и тихо, только покачивалась створка приотворённого окна.
Я достал из кармана мастер-ключ с особенной бороздкой, подходящей для всех дверей в доме, проник внутрь и подбежал к окну.
В самый раз – успел увидеть две фигуры, нырнувшие в кусты: одна была высокая, в чёрной тужурке и картузе, другая низенькая, в синем халате и с длинной косой, но при этом в котелке. Точно так же Маса выглядел, когда изображал китайца-разносчика в день нашей первой встречи. Подобных «ходей» в Петербурге, да, видно, и в Москве, в последние годы расплодилось видимо-невидимо.
Рассуждать было некогда.
Я решительно перелез через подоконник, спрыгнул на землю и, пригнувшись, побежал следом.
Направление, в котором двигались ряженые, было нетрудно определить по колыханию веток. Я старался не отстать, но и не приближался слишком близко, чтобы себя не выдать.
Фандорин и Маса с впечатлявшей меня ловкостью взобрались на ограду и спрыгнули с той стороны. У меня же преодоление этого препятствия в полторы сажени высотой прошло менее гладко. Я дважды сорвался вниз, а когда все-таки оказался наверху, не осмелился прыгать в опасении сломать или вывихнуть ногу и осторожно сполз по толстым прутьям, причём зацепился фалдой ливреи и разодрал всю полу, испачкал кюлоты и белые чулки. (Как стало ясно впоследствии, если б мы шли не садом, а главной аллеей, то столкнулись бы с мадемуазель Деклик, уже возвращавшейся из своей неожиданно краткой экспедиции.)