Ветер разыгрался не на шутку, то подгоняя его в спину, то, наоборот, толкая в грудь, будто не мог решить: помогать человеку или проверить его упорство. Не было четкого направления у этого воздушного монстра, но мужчина продолжал движение вперед, не обращая на него никакого внимания.
Зима пришла рано, внезапно и одним днем, но снега было совсем мало. Несколько раз падал легкий, еле — еле покрывая асфальт, и тут же был сметен сильнейшим ветром в щели дорожных колодцев, пожухлую траву и к обочинам. Дорога была покрыта тонюсенькой ледяной коркой, и без снежного покрывала становилось очень трудно передвигаться, не спасала даже соляная, разбавленная песком, присыпка. Водители, вовремя "переобутые" в шиповку, — и те не чувствовали себя в безопасности, снижая скорость и крепче держась за руль.
Мужчина посмотрел на фонарь, высветивший нужный дом, и заметив табличку с цифрой «32», расслабил плечи. Слава Богу, дошел. Поднял взгляд выше, на окно, в котором раньше видна была хрупкая фигурка, поджидающая его и нетерпеливо ерзающая на подоконнике. Сегодня окно было темным.
Он ощутил горечь. Знал, что, скорей всего, никого нет дома, но надеялся до последнего увидеть прежнюю картину. Ему все эти месяцы не хватало её. Жил как раньше, но все сильней пробирало чувство чего-то потерянного, оставленного где-то, и с каждым днем росло желание это найти. Вернуть.
Когда он понял, в чем причина, что именно он оставил и хотел обрести вновь, тело прошил разряд. Разом, одним моментом, как и зима в этом году. Он отрицал до последнего, не верил, не мог принять, но факт оказался неоспорим. Непреложен как истина бытия. Как смерть и рождение.
Он хорошо помнил тот день. Ехал домой, после бани, куда приходил с друзьями попариться, потрепаться и пропустить пару кружек темного нефильтрованного, и чувствовал уже ставшую привычной тоску. Раньше после бани он чувствовал совершенно другое. Молодым себя чувствовал, обновленным и в то же время расслабленным до «не могу», а теперь вот… грызло что-то — то, чему не было названия и конца.
До дома оставалось минут десять, когда вдруг яркой вспышкой мозг пронзил образ: косая челка, огромные голубые глазищи и лукавая улыбка, открывающая небольшую диастему. Вспышка мелькнула и исчезла, а Костя мгновенно вспотел, словно опять оказался в парилке. И как только он вспомнил имя той, что улыбалась, сразу, в ту же секунду, понял причину своего состояния.
Сейчас он стоял и смотрел на темное пятно в белой раме, никого сегодня не ждавшее, и представлял, что за ним — за стеклом — спит та, от которой можно было убежать много лет назад, закрыв за собой плотно дверь. Оставить, как ненужный хлам, и забыть. Чтобы окунуться в бешеный водоворот дел и страстей, достойных настоящего мужика.