— Нет, малыш. Ты сидишь в номере, ожидая, что случится чудо и она сама постучится к тебе. Не случится. Не будь размазней, сделай первый шаг!
— Закрой рот!
— Один ноль в мою пользу! — осклабился лепрекон и вновь потянулся за бутылкой.
Я забрал ее и вернул в бар. Коротышка ничуть не расстроился, уселся на стол и принялся болтать в воздухе ногами.
— Итак, сознаться в собственных чувствах ты боишься — это факт! — с важным видом произнес он и поскреб щеку. — Так, может, я здесь из-за этого?
— Издеваешься?
— Издеваюсь, — признал лепрекон. — В этом случае ты бы выдумал себе очередную грудастую подружку, а никак не меня. — Он оттянул ремень штанов, глянул вниз и расплылся в самодовольной улыбке. — Драть! Точно не меня…
Я с обреченным вздохом потер виски. Невесть с чего начала раскалываться голова, и единственное, чего по-настоящему хотелось, — это вышвырнуть назойливого коротышку в окно и завалиться спать. И я был очень недалек от того, чтобы именно так и поступить.
— Что, голова разболелась? — сочувственно поинтересовался лепрекон и почесал ладонь, расчерченную узким шрамом вроде моего. — Это все убывающая луна, малыш. Кстати, ты не боишься луны?
Вопрос этот врасплох не застал, я спокойно обошел стол, выглянул в окно и покачал головой. Затянутое дымкой желтое пятно меня нисколько не пугало.
— А зря, — вдруг без всякого юродства произнес альбинос. — Тебе бы стоило.
— Вздор! — резко обернулся я. — За год не было ни одного рецидива. Я контролирую себя. Луна не властна надо мной.
— Год! — закудахтал коротышка и полотенцем стер с лица воображаемые слезы. — Лео, ты дебил? Нет, даже не так. Лео, ты дебил!
— Сейчас нарвешься! — предупредил я.
— Год — это ничто! Вспомни Цюрих! Вспомни, что ты сделал с грабителем! Лео, окстись! Зверь может вырваться на волю в любой момент! И ты ведь знаешь — я просто милашка по сравнению с тем, что скрывается внутри тебя.
— Я принимаю лекарства. Наука сильнее магии.
— Бла-бла-бла!
Глупо было пытаться доказать что-то самому себе, и все же мне было необходимо оставить за собой последнее слово.
— Ты забываешь об одной немаловажной детали, — спокойно произнес я, закатывая правый рукав сорочки. На бледной коже явственно выделялись черные письмена молитвы.
Лепрекон ничего не ответил; он отстраненно смотрел на меня и наматывал на руку полотенце.
— Папа знал все наперед! — объявил я. — Он предусмотрел это. Мне ничего не грозит. И тот срыв — я ведь не обернулся зверем. Я остался человеком.
— Малыш, — мягко улыбнулся лепрекон. — А ты ничего не забыл? — И альбинос указал на мою левую руку. На ней татуировок не было. Просто не успели набить из-за смерти отца.