Мои братья, по натуре заядлые футболисты, все лето гоняли на базарной площади брезентовый мяч, набитый тряпками, ватой из старого одеяла и паклей. Однажды, пробивая одиннадцатиметровку за штрафной захват мяча, босоногий Толик даже свихнул большой палец на правой ноге, что надолго выбило его из «спортивной формы».
Когда вручение городских гостинцев закончилось, Зина забралась на колени к Сереже, поцеловала его и жалобно спросила:
— Что же ты маме-то ничего не купил, Сережа?
Усмехнувшись, Сережа достал из мешочка два куска розового «земляничного» мыла и роговой гребешок, который он тут же воткнул в пучок маминых волос, вытащив из него оставшуюся половинку сломанного. Сияние на лице мамы, как в зеркале, отразилось на лице бабушки.
Зина, словно войдя в главную роль счастливого спектакля, теперь посмотрела на старшего брата даже с некоторым укором:
— А папе с крестным? Ведь они тоже наши, они любят тебя, — с этими словами Зина опустила руку в лежавший на сундуке мешок, в котором что-то звякнуло.
О том, что железки к рубанкам и фуганкам отца и дяди Васи были уже изрядно источены и дослуживали свой век, знали не только мы, сыновья, но и мама с бабушкой. А поэтому гостинец этот они оценили высоко и по достоинству. Не поняла его значения одна лишь Зина, которая, раскидывая на руках свое новенькое цветастое платье, то и дело подносила его к груди и поднималась на табуретку, чтобы посмотреться в зеркало.
По-настоящему этот сыновий подарок оценят отец и дядя, когда на закате солнца вернутся с работы.
В этот вечер мы с Мишкой, прихватив с собой младших братьев, уже в пятый раз смотрели «Чапаева». Петька и Толик «фильм века» смотрели впервые. Гибель героя Гражданской войны поселилась в их душах глубоким личным горем. Всю дорогу домой они не проронили ни слова.
Когда мы с Мишкой поднялись на сеновал, где спал уставший с дороги Сережа, ручка Большой Медведицы, висевшей в звездном небе, концом уже показывала на огород бабки-Регулярихи. А это означало, что вот-вот закричат первые петухи.
Счастливым днем в моей жизни был этот тихо прожитый августовский день, опечаленный лишь тем, что Василий Иванович Чапаев все-таки погиб в Урал-реке.
Утро первого сентября, словно его вымолила моя набожная бабушка, было ярким и солнечным. Благодарная природа поднесла его нашему селу на сверкающем золотом подносе, краями своими опирающимся на камышовые плавни озер.
Как издавна заведено на Руси, провожать учиться в первый класс было святым долгом родителей или старших братьев и сестер. Нашего Петю-Петушка мы провожали в то утро в школу почти всем семейством. Не было в этом торжественном эскорте только бабушки, которая в этот день пекла хлебы, да отца и дяди Васи, еще до выгона стада ушедших на работу. Они еще не закончили оборудование спортивного зала. Зина в этот утренний час спала, а посему ей не посчастливилось увидеть наряженных в белые отглаженные рубашки братьев. Когда мы, окружив маму, шли по улице, из всех окон на нас смотрели соседи. Некоторые взгляды я перехватил. В них было, если не восторг, то, по крайней мере, умиление.