Сережа косил с мужиками с двенадцати лет. Правда, шел он не первым и делал при своем небольшом росте не такой широкий прокос, но старался не отставать от впереди идущих. А когда отставал, то никто из косарей не только не корил его, но даже и не подшучивал.
Во всем у Сережи была страсть: в работе и в учебе. Он переживал, когда не решались задачи по алгебре или геометрии. Не ложился спать до глубокой ночи, пока, наконец, не находил нужный и единственно верный вариант.
Теперь-то я хорошо понимаю, что страсть — могучий двигатель в судьбе, она может послать человека и на подвиги и на преступления. Светлая страсть, поселившаяся в душе Сережи с младенческих лет, будет, словно ангел-хранитель, сопровождать его всю жизнь. Она сбережет его, когда плот судьбы, гонимый ветром времени, встретит в русле жизни опасные, а порой даже гибельные пороги. Вера в себя, в свои силы и в свою звезду будет всегда выносить его на широкий простор плавного течения. Сережа смотрел только вперед. Вот и сейчас, после публичного оглашения приказа роно, он не скис, не впал в уныние. И когда бабушка поставила на стол большую эмалированную кружку парного молока и положила рядом с ней кусок вчерашнего хлеба, он, будто не расслышав ее слов и даже не бросив взгляда на стол, подошел к маме и, спокойно глядя ей в глаза, тихо, но твердо сказал:
— Приготовь мне все к отъезду. Я уезжаю к крестному сегодня вечерним поездом.
Мама как-то устало и печально, но с облегчением вздохнула.
— Ты так решил, Сережа?
— Да, мама, твердо. Крестная и крестный еще два года назад звали меня к себе, но тогда в этом не было нужды. А теперь…
Сережа замолчал. Все и так было ясно.
Чтобы не слышали младшие братья, которые по детской несмышлености еще чего доброго могли похвалиться, что их Сережа плевал на эту сельскую школу и поехал учиться аж в Новосибирск (а там все школы каменные и даже есть четырехэтажные. И жить станет у крестного, который каждый год режет поросенка), мама поманила меня пальцем в сенки и попросила на переменке забежать к отцу. — Надо было сказать ему, что сегодня вечером Сережа уезжает в Новосибирск и следует собрать его в дорогу. Когда и Мишка вышел в сенки, мама наказала ему, чтобы он не болтал лишнего.
Если вчера в яркое солнечное утро мы, пятеро братьев, объятые душевным ликованием, шли в школу, то сегодня, словно чем-то придавленные, молча, думая только о Сереже, брели к центру села. Чем-то не мила мне стала школа. И ведь кого, кого она так обидела. Нашего Сережу, похвальные грамоты которого отец вставил в рамочки и застеклил.