Настоятель расхохотался густым сочным басом: — да что мне сделается, матушка! Святой Амвросий нас с братией бережёт!
— Ну — ну, — настоятельница усмехнулась, — не позволишь ли ты мне с сёстрами переночевать в твоих гостевых покоях? Мы направляемся к святому источнику, но не успели добраться засветло.
— Добро пожаловать, в нашу скромную обитель, святые сёстры! — Настоятель Михасий посмотрел на стоящих у кареты монахинь. Они низко поклонились ему, потупив глаза и спрятав руки в рукава мешковатых одеяний.
Вскоре они сидели в уютной комнате гостевых покоев мужского монастыря святого Амвросия. Скромно обставленная не новой мебелью, она, тем не менее, была чистой и тёплой. Две двери в противоположных её стенах вели в такие же чистенькие бедные спальни. В каждой из них стояло по две узких кровати, застланных бельём из грубого отбелённого холста. Голый каменный пол, тонкое вытертое одеяло, стол под домотканой тёмно-синей скатертью и два жёстких деревянных стула. За ширмой — таз и кувшин с холодной водой.
Заглянувший в одну из комнат Ален присвистнул: — ну и ну! Хуже, чем в таверне! Тётя Рамона, что, монастырь святого Амвросия на самом деле такой бедный?
Та улыбнулась: — Ален, это комнаты для вас, чужих. Вы должны с благоговением взирать на скудость и аскетизм, с которым живёт братия. Считается, что женские монастыри более подвержены соблазнам, а вот в мужских нечистики не имеют никаких шансов заполучить грешную душу. — Она хмыкнула и весело добавила: — но вот если бы я приехала одна, то жила бы в покоях с толстыми дамьянскими коврами и спала на постели с бельём из нежнейшего хлопка и под пуховым одеялом.
Ален засмеялся: — надо полагать, кормить нас станут холодной кашей без масла, сваренной на воде!
Монахиня не успела ответить. В дверь постучали и, получив приглашение, вошёл отец — настоятель.
— Ну что же, гости дорогие, не обессудьте, в вашем-то монастыре побогаче будет, а мы с братией плоть умерщвляем, дённо и нощно молимся Всеблагому и святому Амвросию, чтоб отринули люди мерзость богатства и довольства благами мирскими! — Он размашисто очертил знак Всеблагого. Ален негромко хмыкнул. Отец Михасий покосился на него и сказал: — ужин вам сюда принесут, дабы лик ваш не смущал душевное спокойствие братии. А тебя, матушка Рамона, я приглашаю к себе в покои, разделить со мной мою скромную трапезу.
Констанца украдкой, недоверчиво поглядывала на монаха. Как-то не походил он на человека, умерщвляющего плоть. Громадный колышущийся живот, тройной подбородок, уютно устроившийся на широкой груди, гладкое розовое лицо человека, любящего много и вкусно поесть.