Нет, это было бы слишком просто для языка сноб в густом тумане, внезапно окутавшем Деккерета, он увидел, как стим вдруг развернулся и хлестнул охотницу, сбив ее с ног, но женщина поднялась, выплюнув несколько окровавленных зубов, расхохоталась, и погоня продолжилась — точнее, вернулась в начальную стадию, а потом стим вдруг вырвался из гущи леса и ударил самого Деккерета, вышибая кинжал из его руки, грозно взревел перед последним ударом, но так и не нанес его. Сцена менялась вновь и вновь, и теперь уже Колатор Ласгия лежала под опускающейся лапой, пока Деккерет беспомощно дрожал рядом, не в силах шевельнуться. Затем жертвой снова стала охотница, потом Деккерет, и совсем уж неожиданно и невероятно старший Барьязид, а после него вновь Колатор Ласгия. Деккерет смотрел, не отводя глаз, и тут голос под его локтем произнес:
«Все мы без остатка принадлежим Дивин. Возможно, для тебя тогда было важнее не упустить добычу».
Деккерет оглянулся. Голос принадлежал охотнице, и звук его поразил Деккерета. Сон сбивал с толку, и он попытался проникнуть в его тайну, напрягая свою волю.
Теперь он видел Барьязида, стоящего неподалеку на темной лесной прогалине. Стим снова рвал охотницу.
«Такова правда?» — спросил Барьязид.
«Наверное, да. Я не видел».
«А что вы делали?» «Продолжал погоню. Я не хотел лишаться добычи».
«Вы его убили?»
«Да».
«А потом?»
«Вернулся обратно и нашел ее…» Деккерет помотал головой. Гнусная пожирательница падали уже оседлала женщину. Колатор Ласгия, улыбаясь, стояла рядом, скрестив руки.
«А после?» «Подошли остальные. Они похоронили ее, затем мы сняли шкуру со стима и вернулись в лагерь».
«Дальше».
«Кто вы? Почему вы меня спрашиваете?» Деккерет на один краткий миг увидел себя под клыкастым рылом пожирательницы падали.
«Вам было стыдно?» — спросил Барьязид.
«Конечно. Я поставил охотничий азарт выше человеческой жизни».
«Вы не могли знать, что она ранена».
«Я чувствовал это, но просто не позволил себе смотреть, понимаете? Я знал, что ей плохо, и ушел».
«А кто позаботился о ней потом?»
«Я».
«Даже так?»
«Да».
«Вы чувствуете себя виноватым?»
«Конечно».
«Вы виноваты юностью, глупостью, воспитанием».
«Разве вы мой судья?» «Да, — сказал Барьязид. — Взгляните на мое лицо». — Он надул щеки, и его продубленная пустыней кожа начала трескаться, лицо сморщилось, как маска, и соскользнуло, открыв под собой иное лицо, искаженное отвратительной ухмылкой, дергающееся от конвульсивного хохота. И Деккерет узнал его — это его лицо!
В тот же миг Деккерету показалось, будто игла ярчайшего света пронзила ему голову. Подобной боли он не испытывал никогда прежде, нестерпимо яркая игла пылала в голове с чудовищной силой. И этот вспыхнувший в сознании свет высветил всю его глупую мальчишескую романтику, единственную виновницу драмы, придумавшую трагедию в поисках очищения от греха, который вовсе не был грехом, если исключить снисходительность к себе. В разгаре агонии Деккерет услышал вдали удар огромного гонга и сухой, режущий слух хохот Барьязида, а затем, рванувшись изо всех сил, вырвался из сна и перевернулся на бок, дрожащий и ошеломленный, все еще испытывая боль, хотя она уже таяла, уходя с последними остатками сна.