Сегворд уже рассказал ей о причинах моего внезапного исчезновения.
— Какая неожиданная для меня новость, — грустно сказала она. — Ты почему-то никогда не говорил мне об этом снадобье. Ты рисковал всем, лишь бы пользоваться им, — значит оно играло важную роль в твоей жизни. И ты все держал в тайне от своей названой сестры?
Я ответил, что если бы я рассказал о своем увлечении снадобьем, то не удержался бы и предложил попробовать. На это она сказала:
— Разве открыться перед своей сестрой уж такой ужасный грех?
Ноим обращался со мной очень приветливо, подчеркивая, что я могу оставаться у него столько, сколько пожелаю — недели, месяцы и даже годы.
По всей вероятности, моим друзьям в Маннеране со временем удастся освободить часть моих капиталов, и я смогу купить земли в Салле и зажить жизнью сельского барона. Или, возможно, Сегворд, герцог Шумарский и другие влиятельные лица смогут отменить обвинение в мой адрес, и я вернусь в южную провинцию. Но до тех пор, сказал мне Ноим, его дом будет моим.
Однако я почувствовал некоторую отчужденность в его отношении ко мне.
Казалось, гостеприимство было оказано только из уважения к тем узам, которые нас связывали. Причину отчужденности я понял только через несколько дней. Мы сидели после обеда в огромном беломраморном зале для пиршеств и вспоминали дни нашего детства. Это была основная тема наших разговоров, намного более безопасная, чем недавние события. Неожиданно Ноим спросил:
— Известно ли тебе, что это снадобье является причиной кошмаров у людей?
— Что ты говоришь, Ноим? — изумился я. — О каких кошмарах ты говоришь? Я ничего не знаю!
— Теперь ты знаешь! После того как мы разделили с тобой это дьявольское зелье, в течение нескольких недель я просыпался каждое утро в холодном поту. Мне тогда казалось, что я схожу с ума.
— И что же ты видел в кошмарах?
— Страшные вещи! Когти. Чудовища. Ощущение, что ты не знаешь, кто ты.
Какие-то обрывки мыслей разных людей, переплетающиеся с собственными мыслями.
Он отхлебнул из бокала вина:
— Позволь тебя спросить, Кинналл. Ты принимаешь порошок ради удовольствия?
— Нет. Ради знания.
— Знания чего?
— Знания о себе и о других!
— В таком случае, лучше невежество, — он вздрогнул. — Ты знаешь, Кинналл, твой побратим никогда не был слишком набожным. Он богохульствовал, он показывал исповедникам язык, он смеялся над легендами о богах, не так ли? И с помощью этой дряни ты едва не сделал его верующим, Кинналл! Страх перед тем, что открывает разум, страшно знать, что нет никакой защиты, что могут проникнуть прямо к тебе в душу и сам ты можешь сделать это. Такой страх невозможно перенести.