– Вы уже нашли человека, с которым могли бы делить аренду?
– Пока нет, но мне придется это сделать. Возможно, кого-то из спортивного центра. А я видел их квартиры: это настоящие вонючие дыры. – Он слегка поежился и печально уставился в пол.
Лидия в отчаянии глядела на него. Раньше она бы посчитала невозможным так сильно переживать за чужого человека. Ее сердце было, в целом, уравновешенным органом. Оно вело себя тихо и исправно качало кровь по ее телу. Иногда оно устремлялось вверх при виде привлекательного животного или красивого мужчины. Иногда оно тупо ныло из-за одиночества или неясного томления. Однажды оно даже было готово выскочить из груди из-за нервозного предвкушения, которое она испытала, будучи студенткой, при подготовке к радиоинтервью в прямом эфире. Но большую часть времени ее сердце ничего не чувствовало и размеренно билось в грудной клетке под защитой ребер, отсчитывая моменты ее жизни. Так что это новое ощущение, которое называлось состраданием, было чем-то новым для Лидии. Бендикс, сидевший на ее ротанговом диване, выглядел сломленным человеком. Он был похож на ребенка, чье детство только что признали недействительным. Для нее была невыносимой мысль о том, как он пакует свои вещи в коробки и переезжает вместе с ними в промозглый дом, полный людей, в каком-нибудь дальнем углу Лондона. Лидии хотелось, чтобы Бендикс не упал в собственных глазах. Ей хотелось, чтобы он сохранил какую-то гордость, поскольку гордость была одним из его наиболее привлекательных качеств.
– Поживите здесь, – сказала Лидия, и слова повисли в воздухе между ними, прежде чем она успела спросить себя, что делает.
– Что?
– Я могу сдать вам комнату за ту же цену, которую вы заплатили бы за паршивую квартиру с соседом. У вас будет собственная ванная и право хозяйствовать на вашей территории. Уходите и приходите, когда вам удобно… пока вы не выпутаетесь из нынешнего положения.
На лице Бендикса появилось выражение тихого изумления.
– Нет, – сказал он, прижав руку к груди. – Вы серьезно?
– Да. – Лидия кивнула. – Почему бы и нет? Я хочу сказать, этот дом все равно чересчур большой для меня.
– Но, Лидия, ваша приватность, ваше жилье… я не хочу посягать на это.
– Все в порядке, – настаивала она. – Я все равно провожу большую часть времени в своем кабинете. Вероятно, мы практически не будем видеть друг друга. – Она завершила свою речь коротким, резким смешком. Уже сейчас она просчитывала всевозможные опасности своего поспешного предложения. Неловкие встречи по утрам на кухне, когда она еще не почистила зубы, волосы растрепаны, а на лице остались следы от подушки. Столкновения в коридорах в откровенной домашней одежде. Вероятность появления в доме незнакомых мужчин или женщин и звуки совокупления, доносящиеся из-за стен поздней ночью. И хуже того, ужасная перспектива вынужденных разговоров, ненужной болтовни, неожиданных стечений обстоятельств. В своей повседневной жизни Лидия привыкла обходиться очень немногими словами: ей так нравилось. По ее мнению, люди сильно переоценивали важность разговоров.