— Не клянитесь! — упредил их отец. — Клятва — ложь! Где клятва — там уже нет ничего. Не в слове вашем решение: силою жажду никто не переборет. Мечтать надо не о себе, не о своей чести и славе, а о земле. Думайте об этом! — и он махнул им уйти.
Выйдя за дверь, братья удивленно поглядели друг на друга. Невеселою показалась им отеческая речь; на минуту оба задумались о мрачном предостережении, и тут мысли их разбежались по разным лучам. Старший подумал: отец прав; что станет, если мы начнем спорить? — оба обескровимся. Младший же подумал: значит, судьба мне всю жизнь проходить младшим — хотя какая в такой судьбе правда? Мелькнули для каждого некие видения из грядущих годов, в которых сломается их нынешнее равенство, но далеко они отстояли, и не пришел еще для них срок зацепить сердце обиженным или злым чувством! Браться улыбнулись, хлопнули друг друга по плечу, как бы снимая этим ударом тяжесть отцовского поучения, и пошли к сестре поделиться услышанным, а заодно посидеть среди сестриных подруг и сверстниц…
Через месяц после Владимирова сватовства коснулся Полоцка мор, словно новгородцы его и наслали: в несколько дней вымерло два десятка дворов; решили принести требу обозленной богине смерти. За городской стеной на ровном поле волхвы очертили фигуру Яги длиною в сорок шагов с раскинутыми жадно руками, старческими грудьми, утоптали вялый снег внутри рисунка, наносили хворосту и смолистых плах, поверх пластом уложили мертвых, а потом долго резали кур, отданных для требы каждым двором, и поливали мертвецов живой кровью. Кровь — душа сущего; темно-красными струями изливалась она из перерезанных вен, и вздрагивающие тушки ложились на окровавленных мертвецов, согревая их своим последним теплом. Вдруг костер вспыхнул, заурчал, заклубился густым, темнеющим до черноты дымом, сквозь треск соломы и шелест огня послышалось жадное чавканье и сопенье — это богиня начала пожирать свою снедь…
Рогнеда, прижимаясь к матери, искала в дымных клубах костра вечный лик безжалостной ко всему живому старухи. Иногда вспыхивал искрами бездумный яростный взгляд, и Рогнеда чувствовала тогда как бы беглое прикосновенье ледяных костлявых перстов, — знак неизвестности, в которой проходят жизни. Сердце на миг обмирало, а затем билось с удвоенной силой назло и вопреки уколовшему страху.
Отстояли полочане у мрачного костра, окуриваясь тяжелым, смрадным жертвенным дымом — и кончился мор, смилостивилась Яга, ушла выкашивать жизнь в другой местности для повсеместного равенства смерти…
Неприметно подошел месяц кветень с первой россыпью одуванчика по обновленной постилке земли. Спокойно жил Полоцк, не прозревая находящее бедствие. Петухи обрезали криком ночные ласки и сны, вослед их песне начинали куриться дымами хаты, помыкивало угоняемое на выпас стадо, хозяева стали чинить рассохшиеся челны, и пряно запахло в городе разогретой смолой; земля подсыхала до пахотной влажности, вот-вот должно было врезаться в поле рало…