И когда на следующее лето Женька вернулся в Привольное таким высоким, а его темные кудри красиво блестели на солнце, Аленино сердце замирало от предвкушения, и она тайком написала на одной из стен старой школы: Алена Назарова.
И он изменился в то лето — все время что-то записывал, стал словно совсем взрослым, углубленным в себя. Он вдруг стал часто ходить вместе с ними, и Алена с Викой даже показали ему свои заветные лазейки — все, кроме озерца на старой тракторной бригаде. И Алена смотрела на Женьку и знала, что он тоже влюблен, и улыбалась, ожидая, когда же он ей скажет. Но он говорил о книгах, которые читал, некоторые из них читала и Вика, они спорили, иногда ругались, но Женька все равно приходил к ним каждый день. Алена знала, что если бы Женька не был влюблен, он ни за что не стал бы терпеть Викины постоянные возражения, а она постоянно спорила с ним, они как-то совсем по-разному видели одни и те же вещи. И Алена, слушая их, соглашалась с ними обоими, а сама ждала, когда же она останется с Женькой наедине. Ведь когда человек влюблен, он должен сказать об этом, а уже и лето заканчивается.
И это было правдой, Женька был влюблен, вот только оказалось, что влюблен не в Алену.
Она помнит, как в конце августа, когда до отъезда в город оставалась какая-то жалкая неделя, несносный Назаров, краснея и запинаясь, объяснил, что ему надо с ней посоветоваться — как с лучшим другом. Насчет Вики, да. И посоветовался, и Алена, собрав все силы в кулак, спокойно объясняла ему, что о Викиных чувствах она знать ничего не знает, потому что у них полно других разговоров. И это было правдой лишь отчасти, потому что Алена сама не хотела говорить о своих чувствах — ей казалось, что как только она скажет кому-то о Женьке, счастье — их будущее сияющее счастье, нарисованное и тысячу раз построенное в мечтах, куда-то исчезнет.
Но оно не исчезло, просто мечты умерли в тот день, когда Женька по большому секрету сообщил ей, что уже давно влюблен в Вику «как дурак». И Алена смотрела в Женькины глаза цвета шоколада и думала о том, что никогда не будет гладить его кудри и вкуса его губ не узнает. И хуже всего то, что ни его, ни Вику она даже не может сейчас возненавидеть — потому что они понятия не имеют о том, что она любит этого дурака Женьку и уже знает, как будут выглядеть их дети.
И с тех пор все изменилось — вдруг и непоправимо. И Алена стала видеть то, на что раньше внимания не обращала: как Женька смотрит на Вику, как рвет цветы, чтоб она плела венок — он и Алене их рвал, но для Вики приносил и материнку, и лесную мальву, а мальва в венок не годилась, потому что ее стебель был твердым, а цветы сразу увядали. Но Женька приносил их, а Вика не замечала, ее мир оставался прежним, светлым и понятным, и когда она видела, что Алена грустит, то обнимала ее за плечи и спрашивала — ну, что ты, Аленка?