— Не надо, — умоляюще простонал он. — Прошу тебя… Я не могу. Это так… Так… Страшно, — он с силой поставил кофейную чашечку на блюдце. Чашечка всхлипнула и раскололась пополам. На блюдце остались две разомкнутые половинки в черной лужице гущи. — Ох ты, Господи! Я, кажется, пьян. Сколько я должен? — Витька засуетился, встал со стула и салфеткой принялся старательно стирать расползающиеся в разных местах столика мелкие причудливые лужицы.
— Ничего, — тихо сказала Нонна. Она взяла тряпку и привычным жестом протерла стол. — Ничего ты не должен. Ты никому ничего не должен! — неожиданно зло крикнула Нонна, шлепнула тряпкой по поверхности стола, повернулась к стойке бара и, уткнувшись горячими глазами в сдвинутые локти, заплакала.
— Не плачь, я не хотел.
— И я не хотела. Я не хотела… Но я жила. Я так и жила бы дальше. Зачем ты явился? Откуда тебя принесло? Ты ведь учишься. Сессия же!
— А я досрочно, понимаешь… Соревнования, вот я и досрочно… Первый курс… Первый — можно. Дальше будет сложнее. Не плачь, пожалуйста.
— Уйди, я прошу тебя. Я не плачу… Но мне надо выплакаться, я не могу это больше… в себе. Уйди?
Витька послушно кивнул и пошел прочь. Дверь за его спиной тихо и плавно прикрылась. За окном сгущались сумерки, день умирал, вырождаясь в ночь. Все мы так. Не просто умираем, мы во что-то перетекаем, в чем-то остаемся, с чем-то соединяемся. «Нет, весь я не умру», — вдруг вспомнила Нонна. Убрала на полку посуду, смела осколки чашки и смыла с блюдца черную кофейную гущу. Плакать уже не хотелось. О чем плакать? О чашке! Разбитой, сo щербинкой в виде поросячьей мордочки? Зачем ее хранить? Ворошить прошлое, смотреть на нее со жгучей тоскою и вспоминать Витьку. А то, что она разбилась, так это же неспроста. Давно было пора. Жизнь, та, в которой эта чашечка была необходимой, ушла. Осталась жизнь, в которой она оказалась лишней. Вот, помнится, была у Нонны подружка, Наташка, так она всегда всему объяснение находила. Во всем предзнаменование чувствовала. Судьбы указующий перст.
У Наташки свадьба готовилась. Пышная такая, богатая. Мать — завмаг в «Березке», отец — завгар, сестра — стюардесса. На международных рейсах. Где только не побывала, чего только не напривозила. И шмоток разнообразных, и посуды, и штучек-дрючек-закорючек. Со всего света для всякой надобности. Привезла сестра ее из дальнего забугорья и набор хрустальных фужеров. В канун свадьбы Наташкиной поставили фужеры на стол, блюда укропом и яйцами разукрасили, гостей собрали. Смотрины. Родители жениха к родителям невесты. Обычай такой: одна семья с другой знакомится. Хороший обычай, радостный. Правильный обычай. А как же иначе? Ведь потом семьям и жить вместе. Переплетаться ветвями родовых деревьев, срастаться. Тут на кон все поставлено: и дети, и внуки, и правнуки. Целые поколения будущих времен. Надо же знать, с кем породняешься, чтобы будущему подлянку не подстроить.