— Зато ретивый бандит энергично замахивался на Агафона Порфирьевича тесаком, — заметил Путилин. — Эх, по большому счёту, в эту секунду Анисимова надо было просто-напросто застрелить.
— Я слышал, прокуратура так и не выдвинула против него обвинения, — осторожно добавил Шумилов, не желая задевать чьего-либо самолюбия, — То есть для Анисимова всё закончилось разбиванием собственной физиономии о берёзу…
— Ну, вы же юрист, Алексей Иванович, и прекрасно понимаете, что слова к делу пришить практически невозможно. — ответил Путилин. — Да, Анисимов фактически признался вам с Ивановым в двойном убийстве, ну так что с того? Он же всегда может отпереться от своих слов, сказать, что его понуждали к самооговору побоями. Тем более, что рожа его после задержания три недели «цвела» синяками.
— Если бы мы нашли облигации на Волковом кладбище, — вздохнул Агафон Иванов, — То домоправитель оказался бы намертво «пришит» к этому делу, ибо никто кроме убийц не мог знать, куда было спрятано похищенное. Но поскольку Трембачов украл у Анисимова облигации, то последний оказался как бы не «при делах». Не было объективных свидетельств его участия в убийстве, были только слова Требачова. А это называется «оговор». На оговоре обвинение в суде не построишь.
— Окровавленной оказалась одежда только у Трембачова, рана на руке — тоже у Трембачова, похищенные облигации — опять же у него были найдены, — принялся загибать пальцы Гаевский, — Дурачок Ванька Трембачов сам себя же запутал в этом деле. Вроде бы и донёс на подельника, вроде бы и раскаялся, а всей правды не сказал, рассчитывая утаить похищенные облигации. Поэтому потерял доверие со стороны обвинения и лишился всех моральных дивидентов от своей явки с повинной.
— В конечном итоге облигации были найдены? — уточнил Шумилов; он не знал этих деталей, поскольку газеты довольно скупо освещали завершающий этап дела.
— Да, мы их нашли. — кивнул Путилин, — Правда, не сразу. Не обошлось без некоторых драматичных эпизодов. Когда Трембачов убедился, что игра его раскрыта и мы уверены в том, что облигации спрятаны именно им, то тогда он решился на отчаянный поступок: попросил о встрече со мною и выпрыгнул из окна моей приёмной; упав с третьего этажа, он сломал обе ноги. Довольно сильно разбился, но остался жив. В конечном счёте он отправился в каторжные работы сроком на пятнадцать лет. Треть срока суд назначил ему провести в кандальной тюрьме. А против Анисимова официально обвинения даже не выдвигались. Хотя, могу сообщить вам по секрету: в столице его уже нет и, думаю, более не будет.