— О каком преступлении вы говорите?
— Поедешь с нами и узнаешь, — закончив осмотр вещей в коробе, Гаевский повернулся к Дмитриеву. — Но это явно не всё бельё. Где ещё?
— Вон ещё в мешке под лавкой. Приготовил прачке снести, — буркнул Влас.
В полной тишине Гаевский осмотрел вещи из указанного мешка. Затем методично осмотрел сундук с вещами Дмитриева и переворошил его кровать на самодельном лежаке, сколоченном из нетёсанных досок. Сыскной агент не обнаружил никакой одежды или обуви с подозрительными пятнами, ничего такого, что хотя бы каким-то образом могло связать Дмитриева с убийством Толпыгиной. Влас Дмитриев, насупившись, всё это время просидел на табурете в углу. Он понял, что спорить и доказывать что-то сейчас бесполезно, поэтому молчал и раздражённо сопел.
— Ладно, с этим всё понятно, — подвёл итог своим розыскам Гаевский. — Покажи-ка руки!
Повинуясь приказу, Влас вытянул перед собой обе руки, а Владислав, перевернув их ладонями вверх, внимательно оглядел кожу. Никаких подозрительных повреждений — царапин или порезов — на руках не было. Сыскной агент составил уже вполне определённое мнение о возможной виновности этого человека; теперь подобное мнение должен был составить начальник Сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин.
Утро двадцать пятого апреля 1888 года выдалось очень солнечным и тихим. День обещал быть очень тёплым, по-настоящему весенним. С ярким озорным солнцем вмиг повеселели фасады домов, заблестели уже везде намытые окна, умиротворённо заулыбались прохожие, ещё накануне такие мрачные и раздражённые, а воробьи — так те просто сошли с ума. Птицы рядами рассаживались на чугунном ограждении набережных, подоконниках, откосах карнизов и крышах — словом везде, где был металл, быстро нагревавшийся на солнце. Растопырив крылья и толкаясь, они гомонили без умолку, по-своему приветствуя солнышко и настоящее весеннее тепло.
Иван Дмитриевич Путилин приехал на службу во власти какого-то смутного беспокойства, которое он при всём желании пока никак не мог чётко сформулировать. Что-то ускользающее беспокоило его в связи с имевшим место накануне убийством в квартире Александры Васильевны Барклай. Само по себе убийство горничной, при всей его необузданной жестокости, кровавости и кажущейся нелогичности не было таким уж выходящим из ряда вон событием. Погибшая не была ни особой царской крови, ни купцом-миллионщиком, ни иностранным посланником, в конце концов. В свою многолетнюю бытность начальником петербургской сыскной полиции — почитай аж с 1866 г.! — Путилин сталкивался с гораздо более шумными и «опасными для карьеры», как принято было их называть, преступлениями. В расследовании таковых малейшая оплошность, невнимание или нерадение могли стоить должности, а то и самой свободы. Всякий раз Иван Дмитриевич Путилин с честью выходил из самых безвыходных, патовых, неразрешимых ситуаций. Потому и дослужился до действительного тайного советника и награждён был практически всеми отечественными и многими европейскими орденами. Да и дворянство, кстати, тоже за службу получил, ведь вышел-то он из податного сословия!